Падшие в небеса. 1937
Шрифт:
– Милая ты меня слышишь? – немного раздраженно повторил вопрос мужчина.
Женщина кокетливо посмотрела в его сторону и как бы от удивления открыла ротик. Улыбнувшись, вздохнула и промурлыкала:
– Милый, просто ты постоянно на работе занят. У меня куча работы. Сделка за сделкой. Вот у нас и образовался дефицит общения. Прости. Я думаю через недельку взять отпуск. И поехать, куда ни будь на море. Как ты? Не против?
Но мужчина погрустнел. Он помотал головой, как молодой норовистый жеребец и подозрительно, немного обиженно ответил:
– Ты в последнее время очень поздно приходишь с работы. Пару раз не ночевала дома. В прошлый
Женщина еще раз улыбнулась.
Она рассмотрела его лицо. Вытянутое и морщинистое, оно, словно маска висела на тонких плечах. Маленькие глазки и большой нос. Густые брови и морщины на лбу. Женщина вдруг себя поймала на мысли, что не знает, за что в молодости, она полюбила этого несимпатичного человека. Ведь даже на вид, он был каким-то противным.
Женщина капризным тоном спросила:
– Милый, ты что ревнуешь? Зайка! Ну, это тебе не к лицу! Ты же знаешь, у нас был прием с японцами, нужно было до утра узкоглазых развлекать, они привыкли рассвет встречать. А во вторник я ездила в командировку. Я предупреждала тебя. Котик? Ты не в духе?
Мужчина смутился.
Почесав густые, но местами уже совсем седые волосы, он виновато сказал:
– Нет, киса, я, конечно, все понимаю. Но и ты меня пойми, ты красивая тридцатипятилетняя женщина. На тебя мужики засматриваются. Мне не хочется, как это говорится на старости лет рога поиметь. Надеюсь, у меня их еще нет? Ведь я как не как, знаменитый литературный критик. И в обществе тоже тусуюсь. И нашей семье эти разговоры о супружеской неверности будут не к чему. Так ведь милая?
Женщина надула губки:
– Валериан, я обижусь! – она фыркнула, словно кошка и капризно добавила. – Ты кстати сам поздно приходишь. Не редко от тебя спиртным попахивает, да и от духов один раз аромат шел. Так, что я тебе тоже могу предъявлять претензии если уж на то пошло.
Мужчина замахал руками и отошел окну. Припав лбом, к стеклу, виновато прикрикнул:
– Милая, а вот это подло. Ты же знаешь о моей проблеме. И с бабами у меня просто и быть-то не может. А спиртным пахло, так это пару раз меня на презентации приглашали в издательства. Они все ведь хотят задобрить критиков. Ведь от нас их тиражи зависят, наши рецензии влияют на читательский интерес.
Женщина рассмеялась в ответ. Она поняла, что немного перегнула палку и решила загладить свою вину. Ловко вскочила с дивана и подкралась, как пантера к мужу. Ласково обняла его сзади за плечи:
– Ой! Валериан, ради Бога. Только вот эту лапшу мне вешать не надо. Нет Валериан. Не надо! Уволь! Какие статьи? Желтая пресса? Таблоиды чертовы? Да издатели плевать хотели на мнение ваших критиков! Если честно! – женщина нахально прикусила мужу мочку уха, тот дернулся от боли, но она сдержала его и не отпустила. – Они вбухивают деньги в тех писателей, которых народ читает! Просто тупо пожирает эти книги. И им плевать на содержание. Есть доход и главное. А статьи твои это так, для куража милый!
Мужчина совсем обиделся.
Он вырвался из цепких рук супруги и словно хотел ее рассмотреть отошел на шаг. Она улыбалась и кокетливо кивала головой.
Мужчина вскипел:
– Нет, ты не права тут Лидия! Тут ты не права! Это не бизнес тебе. Там ты дока, а тут не суйся. Не права! Статьи наши и мои в частности, имеют очень важное значение! Очень! Для литературного мира они незаменимый барометр творчества современных авторов! Нет, ну
Но женщину этот монолог не подействовал. Она, махнув рукой, вернулась на диван. Поджав ноги, обняла коленки и, грустно глядя в телевизор, сказала, словно в пустоту:
– Ой! Валериан ради Бога! Ты сейчас убеждаешь исключительно себя. Но открой глаза, сколько вот человек твою статью в последней газете прочитали? Ну, сколько?
Супруг сел за компьютер и посмотрел на монитор. Вчитываясь в текст, озабоченно и как-то довольно ответил:
– У нее тираж пятьдесят тысяч.
– Ну, хорошо пятьдесят тысяч, – усмехнулась женщина. – А знаешь, каков тираж книг, у той писательницы, на которую ты обрушился с гневом? Четыреста тысяч! А гонорар у нее два миллиона долларов в год! Понимаешь? Два миллиона долларов в год! И читают ее! Людям то, что надо? Хлеба и зрелищ?! Хлеба и зрелищ! Ну, ты же литературный критик, ну не будь наивным донкихотом, против денег и зрелищ, воевать бессмысленно!
На этот раз он разозлился окончательно. Крикнул так, что задрожали хрустальные подвески на люстре под потолком:
– Нет! Это не так! Ты совсем ослепла от бизнеса!!! А как же то, что красота – это страшная сила? Как-то, что красота спасет мир?!! А?!! Что это пустые слова? Красота слова, красота речи! Это вечно! Это победит!
В комнате повисла тягостная пауза. Лишь телевизор нелепо бормотал какие-то несуразные слова. Затем послышалась унылая блатная песня. Женщина нарушила молчание первой. Она сделал шаг к примирению, понимая, если запустить этот конфликт он перерастет в длительную ссору:
– Ну, хорошо, хорошо. Я не хочу ссориться. Победит твоя красота. Победит.
Он обиженно пробубнил в ответ, давая понять, что принимает ее предложение о мире:
– Она не моя, она общая красота.
– Хорошо. Общая. Ну а на этот раз кого ты там распекаешь? Опять, какую ни будь писательницу миллионершу? А котик? Кого на это раз? – промурлыкала супруга.
Мужчина, окончательно успокоившись, ласково и немного виновато ответил:
– На этот раз миля ты не догадаешься. На это раз я раскритиковал поэта.
– Кого? – женщина явно насторожилась.
Но супруг этого не заметил и радостно пояснил:
– Поэта! Да дорогая, хоть их в последнее время и не так много. Жаль топить. Беречь, как говориться надо. Но этот выскочка. Понимаешь ли, за рубежом его переводить стали! Бродским себя возомнил! Есенин провинциального разлива. Мне даже приятно его утопить будет! Просто приятно! Этого-то я утоплю! Кстати, у нас с ним старые счеты! Учились на филфаке вместе, правда, в параллельных группах! – он говорил это с таким жестоким наслаждением, что ей стало страшно.