Падший ангел за левым плечом
Шрифт:
– А ты ему помешал, спасибо тебе. Я до сих пор в себя не приду еще никак, – сказала Катя, дотрагиваясь до шеи. – Это даже не испуг, я испугаться-то не успела – все так быстро, ты его сразу вырубил.
– А, это было не трудно, он меня даже не видел, когда я его сзади ударил по голове графином. – Артем смотрел сквозь стекло на Павла Мазурова оценивающе.
– Это он убил Полину, – произнес Игорь Вавилов убежденно. – И эту женщину в Рождественске – Одинцову – свидетельницу. Это он. Все сходится. Я хочу с ним говорить сам.
– Вам не разрешат,
– Иди к черту, – повторил Вавилов, но уже тише, – чего там Гущин с ним миндальничает?
А ведь Вавилов прав – действительно все сходится. Вот теперь после событий в ресторане все сходится, все нити, все подозрения именно на Мазурове…
Катя смотрела на человека в куртке официанта – все сходится…
Полковник Гущин хочет просто подтвердить, разложить по полкам, когда уже и так все ясно…
Все ли?
Она заставила себя сосредоточиться на допросе. А допрос протекал любопытным образом. На эмоциях с обеих сторон.
– Я сделал это! Я сделал Вавилова! – Мазуров в припадке истерического ликования и не думал, кажется, ничего отрицать. – Будет меня помнить, гад, всю жизнь!
– Хватит кричать.
– Будет знать, как сажать безвинных людей!
– Это вы-то безвинный?
Полковник Гущин, все еще страдая животом, повысил голос так, что в динамиках (комната для допросов была изолирована) треснуло и крякнуло.
– Я отомстил ему, палачу! Вы все тут – палачи! Ненавижу вас – охранка! Только людей невиновных умеете в тюрьмы бросать!
– Это вы-то невиновный? Да у вас руки по локоть в крови!
– Где, где она кровь? – возликовал Мазуров. – Нет крови, и не умер никто! Я сначала – не скрою – отравить хотел, как крыс… Но я человек гуманный… У меня рука яд купить не поднялась – люди ж все-таки. Даже он, этот гад Вавилов, который посадил меня безвинно! Даже его я не хотел убивать. Обгадился он, и вся его камарилья обосралась там, в ресторане, – будете меня помнить! За все годы, что я в тюрьме провел безвинно, я наконец отомстил!
– Занесите в протокол – он сам признает факт совершения мести, – потребовал Гущин неизвестно у кого – в запальчивости и нездоровье он позабыл, что в спецкомнате для допросов не заполняют протоколов.
– Да, я отомстил! Я поклялся – как только выйду на свободу, я Вавилову отомщу! Я три месяца на подготовку потратил. Но не ядом я его хотел извести, а позором, стыдом! Так и на суде будет фигурировать – я у адвокатов своих узнавал, много мне за обгадившихся не дадут. А месть… моя месть того стоит – это дело принципа, дело чести!
– Ты пожизненно сядешь! – заорал, теряя самообладание, Гущин. – Пожизненно, понял? За убийство двух человек!
В комнате для допросов наступила могильная тишина.
Затем Павел Мазуров спросил:
– За какие еще убийства?
– За какие убийства?!
– Что вы такое несете? Какие еще убийства? Кого?
– Полины Вавиловой, его жены, и свидетельницы, что против тебя показания на суде дала, Виктории Одинцовой!
– Какие еще убийства? Да вы что? – Павел Мазуров вскочил.
– Сидеть! – рявкнул на него полковник Гущин.
Мазуров повалился как сноп на стул.
– Не посмеете… не посмеете на меня повесить, – шептал он, разом словно протрезвев. – Я никого не убивал!
– Брось отрицать очевидное.
– Я никого не убивал, слышите!
Катя заложила уши – так затрещало в динамиках. Она увидела, как Вавилов сжал свои пудовые кулаки.
– Это он, – сказал он зеркальному стеклу. – Я так и знал, что это он…
– У нас два трупа, – жестко сказал Гущин. – И после всего того, что вы натворили в ресторане, после того, как вы признались, что сделали это из мести, вы будете отрицать, что убили из мести жену Вавилова и свидетельницу Одинцову?
– Какую еще свидетельницу Одинцову?
– Ту самую, которая работала в отеле «Сказка» и видела вас в номере, где вы избили и изнасиловали Марину Приходько!
– Я и этого не делал. Я тысячу раз говорил Вавилову на наших допросах – я не насиловал никого и не бил. Я просил его разобраться во всем – сотрудника розыска, представителя власти, а он посылал меня куда подальше. И в суде… в суде тоже, но там все уже было подготовлено в моем деле Вавиловым, это он все сфабриковал против меня.
– О какой фабрикации могла идти речь, когда в деле были железные доказательства вашей вины. – Гущин смотрел на Павла Мазурова. – Ладно, я готов снова выслушать вашу версию о том вечере в отеле «Сказка».
– А мне нечего добавить к тому, что я говорил на суде. – Мазуров как-то весь сник. – Я ничего не помню… Но я Мимозу… то есть Марину не бил и не насиловал. Она мне нравилась, она мне сильно нравилась. Разве я мог причинить ей боль и зло?
– Так она год лечилась, пластические операции себе делала после ваших художеств. Кто же ее избил тогда, лицо ей все изуродовал, как не вы? Вы же наедине с ней в номере находились. Вас наедине и свидетельница Одинцова застала.
Павел Мазуров молчал.
– Нечего сказать? – спросил Гущин. – Нечего возразить.
– Я бы возразил, если бы что-то вспомнил.
– А что насчет «Киселя»? – уже тише спросил Гущин. – Зачем вы это все устроили, да еще после того, как вас по амнистии выпустили. Опять же сядете.
– Это дело принципа. Я поклялся Вавилову отомстить.
– Как вы узнали про поминки?
– Про девять дней случайно. Я когда вышел, решил… ну в общем это дело принципа, я деньги свои последние на частных детективов потратил, чтобы они следили за Вавиловым. И речь сначала шла о банкете – торжественном по поводу какой-то годовщины его свадьбы.