Падший ангел (Женщина для офицеров)
Шрифт:
Карлуччи был очередным увлечением Джереми. У этого огромного светловолосого гиганта – выходца из Северной Италии – вряд ли хватило бы мозгов даже на то, чтобы перекреститься, но своему странному любовнику он был предан, как собака. Джереми нашел его в бродячем цирке, где тот гнул железные прутья и дрался с тремя мужчинами одновременно.
– Если Чартерис будет требовать чего-то в нарушение контракта, – продолжал Джереми, – ты должна немедленно покинуть его дом и сразу же идти ко мне. Понятно?
Надеясь, что Джереми попросту драматизирует ситуацию, я кивнула головой. Однако его опасения все же передались и мне, поэтому я решила оставить
Наступил следующий день. У моих дверей остановилась карета. В голове мелькнула мысль о том, сколько раз с замирающим сердцем я слышала этот звук, думая, что в следующую секунду откроется дверь и в комнату войдет Крэн, но я одернула себя. Прошлого не вернуть, теперь для меня существовало только настоящее.
В дверях появился Чартерис. Он был еще ниже, чем мне казалось, и даже без каблуков я возвышалась над ним по крайней мере на дюйм. Выражение его лица было как у человека, который только что проглотил очень дорогое лекарство, но не сомневается в том, что оно ему поможет. Когда он разглядывал меня с головы до ног, лицо его лоснилось, а глазки жадно блестели.
– Элизабет, – произнес он. Голос у него был довольно приятный, хотя он немного шепелявил. – Прекрасная Элизабет! Я мечтал о вас с того самого момента, когда впервые увидел.
Я покорно подошла к нему. Чартерис обнял меня и поцеловал – голодным и мокрым поцелуем. Кожа его была теплой и влажной, но от нее хотя бы не пахло старостью. Наконец он отступил и улыбнулся, показав маленькие, белые и острые зубы – почти как у кошки. В улыбке его было что-то неприятное.
– Да, я мечтаю о вас очень давно, но я терпелив, и никакие препятствия не могут помешать выполнению моих желаний. Я всегда достигаю цели, всегда! Нет ничего, что не покорилось бы воле человека, если он достаточно терпелив и обуреваем желанием.
И он поцеловал меня еще раз. Его язык впрыгнул в мой рот и стал вертеться там, как разъяренная змея, но губы оставались холодны. Затем он резко отстранился.
– Поехали, – бросил он мне через плечо, – ваши вещи привезут позже.
Я последовала за ним к карете.
Не успели мы отъехать, как Чартерис засунул руку мне за корсаж и принялся мять мои груди. Он молча пожирал меня глазами, затем залез под платье и попытался щупать меня там, однако, наткнувшись на чулки и нижнее белье, вытащил руку с такой физиономией, будто его ужалили. Чартерис изобразил улыбку, но глаза его оставались ледяными.
– Я всегда считал, что нижнее белье – это не более чем жеманство со стороны хорошеньких женщин. Больше вы его не будете носить. Если вы считаете, что оно возбуждает мужчин, могу вам сообщить, что я в возбуждении подобного рода не нуждаюсь. Все, что мне нужно, – это удовлетворение.
После этого он умолк.
Наконец мы добрались до его дома. Особняк, выстроенный в стиле королевы Анны, производил тяжелое впечатление. Стены его покрывала лондонская сажа, и он нуждался в срочной покраске. Внутри дом был добротно обставлен и украшен, однако во всем чувствовался старомодный вкус, и обстановку также не помешало бы подновить. Слуги были выстроены в шеренгу, и Чартерис пошел вдоль нее, лающим голосом оглашая имена и обязанности каждого и при этом глядя на них, как на пустое место. Одни выглядели виноватыми, другие – запуганными, третьи – угрюмыми, но все они олицетворяли собой абсолютную
Закончив эту процедуру, Чартерис разогнал слуг и подал мне знак следовать за ним на второй этаж. Поднявшись первым, он подождал меня, придерживая дверь. Когда он повернулся ко мне, я заметила, что блеск в его глазах исчез. Теперь они были пустыми и мертвыми.
– Раздевайся, – приказал он.
Я попробовала разыграть из себя дурочку и скроила такую мину, будто услышала это слово в первый раз.
– Раздеваться?
– Да, раздевайся, – нетерпеливо повторил он.
– Вы имеете в виду, что я должна снять с себя одежду? – продолжая разыгрывать удивление, спросила я.
– Да, и немедленно! – почти зарычал он.
Я разделась. Весь в поту, он смотрел на мое обнаженное тело.
– Нагнись над постелью, – приказал он.
От этого меня передернуло, но я повиновалась. Я почувствовала, как он навалился на меня сзади, руки его судорожно тискали мои груди. Однако скоро все кончилось. Чартерис повернул меня к себе и изучающе посмотрел мне в лицо. Оно было бесстрастным. Уроки Крэна сделали меня выносливой.
– Ложись на постель, раздвинь ноги, руки – за голову.
Голос его был холодным и отвратительным, лицо слегка подергивалось. Я сделала так, как мне было велено. Чартерис взобрался на меня. На сей раз ему понадобилось больше времени, и, когда мне показалось, что у него не получается, я опустила руки, желая помочь. Но он резко и нетерпеливо отбросил их.
– Делай, что тебе говорят! – рявкнул он.
Тогда я снова расслабилась. Мне стало немного страшно, потому что я, кажется, начала понимать, что за человек этот Джон Чартерис.
Мне приходилось видеть и слышать о таких, как он. Они покупали изумительных чистокровных лошадей, а потом жестоко загоняли их – до тех пор, пока те не превращались в полудохлых одров. Они покупали прекрасные картины и прятали их в темных и пыльных комнатах, где никто не мог видеть этой красоты и где полотна со временем неизбежно портились. Они намеренно искали умных, одухотворенных и любящих женщин, а когда те оказывались в их власти, запугивали и изводили их до тех пор, пока невыносимое ярмо не ломало душу и тело этих несчастных.
Чартерис натянул бриджи; что касается рубашки, то он даже не брал на себя труд снимать ее. Не глядя на меня, он пролаял:
– С тобой пока все. Вернусь к шести. Будь готова и одета к ужину. Потом мы поедем в «Ранело». И не забудь, что я сказал тебе в карете.
После его ухода я осталась лежать в глубоком раздумье. Мне было холодно, меня тошнило – и в прямом, и в переносном смысле. На меня наводили ужас даже не сами эти совокупления: после Крэна не осталось, наверное, ничего, что было бы мне неизвестно относительно половых отношений. Мне был отвратителен тот дух, которой пронизывал эти соития. С Крэном это было если не радостью, то по крайней мере полными света путешествиями по неким чистым морям наслаждения. Теперь, когда ко мне прикоснулся злой дух Чартериса, я впервые увидела, какой отвратительной может быть похоть, какую боль может причинить она тому, кем хотят обладать. Чартерис действительно жаждал меня – это было правдой. Но его желание основывалось на тяге к разрушению. Даже при тех ограничениях, которые предусмотрел Джереми в отношении Джона Чартериса (а я была уверена, что этот трус побоится навлечь на себя хоть какую-то кару), тот, бесспорно, использует власть, которую имеет надо мной, чтобы сломить мою волю, мой дух и мое тело.