Падший ангел
Шрифт:
— Что вы здесь делаете? — спросил он.
Лиза, которая пыталась сохранить равновесие и ничего не разлить, сначала не обратила внимания на его вопрос. Когда же ей удалось справиться с этой задачей, она подняла глаза и растерянно уставилась на Айвана. На нем не было ничего, кроме черных брюк. Хотя Лиза не раз видела Айвана голым до пояса прежде, когда он работал у них в конюшне, сейчас она не могла отвести глаз от его сильного, мускулистого тела. Когда, наконец, она посмотрела на его лицо, он начал стирать мыльную пену с выбритой щеки. Лиза чуть заметно улыбнулась. Конечно, Иван Грозный с его подозрительностью
— Что вы стоите разинув рот? — спросил вдруг Трамор.
Лиза, никак не ожидавшая такого вопроса, ответила запинаясь:
— Я… я вовсе не разинула рот, уверяю вас.
Он засмеялся, видя ее смущение, потом потер рукой грудь, словно приглашая ее снова начать его рассматривать. Оттого, что он как будто хвастался своей наготой, Лиза смутилась еще больше. Ей хотелось поскорее принести извинения и уйти отсюда. Она поставила поднос на старинный комод у стены и сказала:
— Я принесла вам завтрак.
— А почему вы не вошли с черного хода? — спросил он.
— Миссис Майерс предложила мне не пользоваться черным ходом из опасения, что я могу заблудиться и попасть не туда.
Айван усмехнулся. Видимо, он не имел бы ничего против, если бы она действительно попала «не туда», например в его спальню. Не отвечая ей, он направился в соседнюю комнату, и Лиза было с облегчением подумала, что это неприятное свидание закончилось. Но она ошиблась. Прежде чем уйти, он повернулся к ней и сказал:
— Поставьте завтрак на стол. Я сейчас вернусь. Не уходите!
Он удалился, а Лиза осталась, чувствуя себя так, словно над ней был занесен топор. В кабинете стоял единственный стол, мраморный, на трех ножках, такой древний, словно его извлекли из-под развалин Помпеи. Из вредности Лиза подставила к столу стул, который показался ей самым неудобным — с треугольным сиденьем и спинкой из остроконечных палок, и принялась накрывать на стол. Когда поднос опустел, она, держа его перед собой, точно щит, принялась осматривать кабинет.
Из всего замка, видимо, только это помещение осталось, сохранено в первоначальном состоянии. Вся мебель здесь была сделана не позднее шестнадцатого века. На потолке и стенах красовались украшения старинной ажурной каменной работы. Казалось, в этих стенах обитали призраки предков Айвана Трамора. Но вряд ли он оставил здесь все без изменений из уважения к предкам. Он ненавидел их. Скорее всего, он не хотел, чтобы вместе с переменой обстановки исчезли отсюда старые тени. А маркиз явно предпочел бы жить в обществе этих старых призраков. Ведь, Кроме них, ему было больше некому мстить в своем Роду.
Лиза еще раз оглядела полутемный кабинет Айвана Трамора. Не то чтобы она боялась призраков, про сто все здесь казалось ей чужим и враждебным. Вскоре, однако, она увидела одну знакомую вещь. На одном из кресел лежала старинная балалайка.
Поставив поднос, Лиза подошла к креслу и стала рассматривать этот инструмент, с которым связаны, были многие ее воспоминания. Она как будто снова услышала звуки музыки, доносившиеся по вечерам из конюшни. Летом она часто засыпала под звуки какой-нибудь русской песни, вроде «В чистом поле», так как окно в спальне было открыто. Это старая балалайка была единственной вещью, что осталось
Лиза провела рукой по надписи, сделанной на инструменте русскими буквами. Когда-то Айван сказал ей, что означает эта надпись:
«В минуту горькую ты этих струн коснись, и радостною снова станет жизнь».
Под этими словами стояла подпись какого-то Ивановича и дата: «Санкт — Петербург, 1702 г. ».
Когда эта балалайка досталась матери Айвана, первоначальный владелец давно умер, но эта цыганка дорожила ею больше всех своих вещей и даже назвала единственного сына Айваном.
Лиза рассеянно коснулась струн старой балалайки. Может быть, если поиграть на ней в горькую минуту, она действительно принесет радость? Может быть, сбудутся ее мечты? Вот бы Эвви поскорее вы шла замуж! Вот бы адвокат тетушки Софи нашел затерявшиеся где-нибудь деньги, предназначенные Альсестерам, и можно было бы заплатить за обучение Джорджа! А еще лучше, если бы можно было вернуться в прошлое хоть на одну ночь. Как бы хоте лось Лизе исправить прежние ошибки и предотвратить те неприятности, из-за которых она осталась теперь старой девой. Лиза положила балалайку на место. Неужели ей когда-то так страстно хотелось, чтобы Айван любил ее? Да, в шестнадцать лет она мечтала об этом. Тогда она чувствовала себя такой одинокой, что дорожила даже его вниманием, несмотря на его жесткость и наглость. Ради Айвана она готова была пренебречь запретом отца, уйти из дома, готова была на что угодно.
С тех пор, кажется, прошла целая вечность. Лиза по-прежнему была одинокой, но уже отнюдь не была ребенком и знала, что такое людская жестокость. Теперь ей казалось странным, что когда-то у нее были такие мечты. Айван давно уже был не конюхом, но довольно мрачной и непредсказуемой личностью, обладавшей огромной властью. К тому же это был чело век, который хотел и имел основания мстить. Лиза была уверена, что теперь не может быть и речи о том, чтобы он полюбил ее. Что особенно обидно, разъединили их не былое богатство Альсестеров и не неприязнь ее отца к Айвану, а ее собственный скверный нрав. И теперь Айван потерян для нее, потерян на всегда.
— Хотите что-нибудь сыграть, Лиза? Услышав за спиной его голос, она побледнела. Если бы он узнал, о чем она думала, какой уязвимой предстала бы она перед ним. Повернувшись лицом к Айвану, Лиза тихо ответила:
— Нет,
— А зачем же вы брали ее в руки? — спросил он, глядя ей в глаза.
— Я о ней совсем забыла.
— Так позвольте вам напомнить. — Он взял балалайку.
— Пожалуйста, не надо, — умоляюще попросила Лиза.
— Почему? — Глаза его сузились.
— Потому, что это очень печальная музыка, — с трудом проговорила девушка. На глазах ее появились слезы.
Некоторое время маркиз пристально смотрел на нее, потом произнес:
— Если вам горько, Лиза, то, может быть, после этого ваши желания сбудутся?..
Она только покачала головой.
— А может быть, — продолжал он, — ваши слезы прольются зря, а надежды окажутся обманутыми, как уже было с другими… и с моей матерью.
— Этого я тоже не хочу.
Айван положил балалайку на кресло.
— Может быть, у вас есть какое-то сокровенное желание? — Коснувшись подбородка Лизы, он приподнял ее голову.