Пагубная любовь
Шрифт:
В 1801 году мы застаем Домингоса Жозе Ботельо де Мескита коррежидором [20] в Визеу.
Мануэлу, старшему из его сыновей, двадцать два года, он студент-второкурсник юридического факультета. Пятнадцатилетний Симан изучает словесность в Коимбре. Три девочки — радость и утеха материнского сердца.
Старший сын написал отцу письмо, жаловался, что не может ужиться с младшим братом, ибо опасается свирепого его нрава. Он сообщает, что его, Мануэла, жизни то и дело грозит опасность, ибо Симан тратит деньги не на книги, а на пистолеты, якшается с самыми отпетыми университетскими головорезами, а вечерами слоняется по улицам, оскорбляя местных жителей и подзуживая их идти стенка на стенку. Коррежидор восхищается отвагой сына и объявляет удрученной матери, что мальчик и душою и телом — весь в прадеда, в Пауло Ботельо Коррейа, который был самым храбрым дворянином в Трас-ос-Монтес.
20
Коррежидор —
Мануэл, которого выходки Симана приводят все в больший и больший ужас, уезжает из Коимбры, не дождавшись каникул, и отправляется к отцу в Визеу с жалобами и с просьбой определить его, Мануэла, в другое учебное заведение. Дона Рита желает, чтобы сын ее определился в кавалерийский кадетский корпус. Мануэл Ботельо уезжает из Визеу в Брагансу, где, доказав благородство своего происхождения по обеим линиям, становится кадетом.
Тем временем Симан, блестяще сдав все экзамены, возвращается в Визеу. Отец дивится одаренности сына и прощает ему экстравагантность из любви к даровитости. Просит сына объяснить, почему тот не ужился с братом, и Симан отвечает, что Мануэл вынуждал его вести монашеский образ жизни.
В пятнадцать лет Симан кажется двадцатилетним. Он крепкого сложения; красивый юноша, унаследовавший от матери и черты лица, и статность, но по характеру полная ее противоположность. Друзей-приятелей он выбирает себе среди простонародья Визеу. Когда дона Рита начинает корить его за столь недостойный выбор, Симан потешается над генеалогиями, особливо же — над генералом Калдейраном, зажаренным злыми язычниками. Этого довольно было, чтобы навлечь на юношу неприязнь матери. Коррежидор взирал на мир глазами супруги, и ему передалось ее недовольство сыном и враждебное к нему отношение. Сестрицы побаивались Симана за вычетом Риты, самой младшей, с которой он играл, как ребенок, и которой повиновался, когда она требовала, чтобы он не знался с нехорошими людьми.
Каникулы близились к концу, когда на коррежидора свалилась крупная неприятность. Один слуга его повел мулов на водопой и то ли по небрежности, то ли умышленно разбил несколько кувшинов, стоявших на ограде вокруг источника. Водоносы, владельцы кувшинов, стали бранить слугу и побили его. Симан, как раз проходивший мимо, вооружился оглоблей, которую выломал из какой-то повозки, размозжил несколько голов и довершил трагический спектакль шуткою, перебив все кувшины. Уцелевший люд разбежался в страхе, ибо никто не осмеливался тягаться с коррежидорским сынком; но пострадавшие, восстав из праха, отправились к дому судейского чина взывать о справедливости.
Домингос Ботельо разбушевался и повелел главному приставу взять Симана под арест. Дона Рита, раздосадованная не в меньшей степени, но материнскою досадою, тайком и через челядинцев передала сыну деньги, дабы тот не мешкая бежал в Коимбру и дожидался там отцовского прощения.
Когда коррежидор узнал о том, что содеяла жена, он притворился, что разгневан, и пригрозил, что велит схватить Симана в Коимбре. Но дона Рита объявила, что он карает жестокосердо и судит мальчишескую проделку как тупоумный судья, а посему законовед убрал с чела морщины притворного гнева и безмолвно уверовал в то, что он жестокосердый и тупоумный судья.
II
Симан Ботельо вывез из Визеу в Коимбру гордую убежденность в собственной отваге. Он любил похвастать перед самим собой, припоминая в подробностях, как обратил в бегство три десятка водоносов, как падал тот, этот поднимался весь в крови, как его дубинка с одного маху охаживала троих, из коих двоих валила, как все горланили и с каким грохотом раскалывались под конец кувшины; Симан упивался этими воспоминаниями, поскольку не видел еще ни одного театрального представления, в коем ветеран сотни баталий перебирает лавры, завоеванные в каждой, и в конце концов иссякает, когда ему наскучит наводить ужас — а то и ту же самую скуку — на слушателей.
Однако же студиозус со своими восторгами был несравненно зловреднее и опаснее, чем театральный Матамор [21] . Воспоминания вдохновляли юнца на новые подвиги, а университет в те времена весьма тому благоприятствовал. Студенческая молодежь по большей части сочувствовала младенческому лепету свободолюбивых теорий, постигая оные скорей по наитию, нежели путем изучения. В сей уголок земли не могли дойти отзвуки речей, гремевших из уст апостолов французской революции; но творения энциклопедистов, источники, откуда следующее поколение испило яд, выплеснувшийся в потоках крови в девяносто третьем году, уже получили кое-какую известность. В Португалии появились первые робкие приверженцы учений о переустройстве общества с помощью гильотины, и сии последние принадлежали, разумеется, к молодому поколению [22] . Вдобавок ненависть к Англии разъедала душу многим из заводчиков и владельцев мануфактур, жаждавших сбросить унизительное чужеземное ярмо,
21
Матамор (от исп. mata moros — «тот, кто убивает мавров») — прозвище солдата-фанфарона, мнимого храбреца, часто фигурировавшего в европейских комедиях XVII в. (например, в комедии Пьера Корнеля «Иллюзия»).
22
...принадлежали, разумеется, к молодому поколению. — В 1801 г. несколько студентов были исключены из Коимбрского университета и брошены в монастырскую тюрьму как «еретики, деисты, натуралисты, энциклопедисты, поборники терпимости, догматики и вероотступники».
Накануне 1800 года Антонио Араужо де Азеведо, впоследствии граф да Барка [23] , отправился в Мадрид и в Париж, дабы договориться с союзниками о нейтралитете Португалии. Союзники отвергли его предложения и пренебрегли шестнадцатью миллионами, которые дипломат предлагал первому консулу. Территория Португалии была немедленно оккупирована войсками Испании и Франции. Наши войска под командованием герцога де Лафоэнса не успели вступить в неравный бой, поскольку Луис Пинто де Соуза, позже виконт де Балсеман, подписал позорный мирный договор в Бадахосе: [24] по условиям оного Португалия должна была уступить Испании Оливенсу, изгнать из всех портов англичан и выплатить несколько миллионов Франции.
23
Антонио Араужо де Азеведо, впоследствии граф да Барка (1784—1817) — португальский государственный деятель. Жоан де Браганса герцог де Лафоэнс (1719—1806), основатель Португальской Академии наук, был в описываемое время главнокомандующим португальской армии.
24
...подписал позорный мирный договор в Бадахосе... — Договор этот был подписан 6 июня 1801 г. и завершил испано-португальскую войну, инспирированную Францией.
События эти настроили против Наполеона тех, кто ненавидел корсиканского авантюриста, а прочие порадовались, что отношения с Англией порваны. Среди последних в беспокойной и неустойчивой среде студиозусов Симан Ботельо пользовался немалым влиянием в свои отроческие шестнадцать лет. Имена Мирабо, Дантона, Робеспьера, Демулена [25] и других палачей и мучеников великой бойни звучали музыкою в ушах Симана. Оскорбить их в присутствии Симана значило бросить ему вызов, оскорбителю не миновать было пощечины, а то и наведенного на него дула пистолета. Сын визеуского коррежидора утверждал, что Португалия должна возродиться в кровавой купели, дабы гидра тирании не смогла более поднять ни одну из тысячи голов своих под палицей народа — Геракла.
25
Оноре Габриэль Рикети Мирабо (1749—1791), Жорж Жак Дантон (1759—1794), Максимильен Робеспьер (1758—1794), Камиль Демулен (1760—1794) — деятели Великой французской революции.
Подобные речи, подражания какой-нибудь прочитанной тайком филиппике Сен-Жюста [26] , отпугнули от нашего героя даже тех, кто рукоплескал ему, когда он проповедовал более разумные принципы свободы. Симан Ботельо стал ненавистен соученикам, и во имя собственного — пусть позорного — спасения, они донесли на него графу-епископу и ректору университета.
В один прекрасный день студиозус-демагог на Самсоновой площади держал речь перед немногочисленными слушателями, которые сохранили ему верность — одни из страха, другие из душевного сродства. Оратор как раз увлекся проповедью цареубийства, когда полицейский патруль остудил его пыл. Герой наш собрался оказать сопротивление, но дюжие молодцы, вызванные ректором, знали, с кем имеют дело. Якобинец, обезоруженный и окруженный блюстителями порядка, был препровожден в университетскую тюрьму, откуда вышел через полгода после настойчивых хлопот отцовских друзей и родных доны Риты Пресьозы.
26
Луи Сен-Жюст (1767—1794) — сторонник М. Робеспьера, видный оратор, один из организаторов побед революционной армии над интервентами в период якобинской диктатуры.