Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

Ульянова Светлана

Те пороки, о которых речь пойдет в основной части книги, посвященной 1920-м гг., корнями восходят к предреволюционному периоду. Пьянство, хулиганство, проституция, наркомания и азартные игры – все это являлось частью досугового ландшафта Петербурга задолго до переломного 1917 г.

«Кабацкие нравы»

С конца XIX в. в столице, как и во всей стране, резко обострились классовые противоречия. Крайне болезненным стал так называемый «рабочий вопрос», связанный с неконтролируемым ростом пролетарского населения, не обеспеченным соответствующей жилищной и социальной инфраструктурой. Американский социолог Р. Мертон рассматривал социальные условия как главную причину девиантного поведения [7] . По его мнению, напряжение, вызванное жесткостью классовой структуры, ситуацией неравных возможностей и несправедливости, закономерно приводит к девиантному поведению представителей ущемленных слоев. С этим утверждением явно коррелирует распространенная в западной историографии мысль о том, что девиантное поведение часто является протестом против жестких политических или социальных рамок. В частности, хулиганство, неповиновение рабочих, нарушение ими правил внутреннего распорядка на фабрике

или в казарме (то, что немецкий историк А. Людтке назвал «своеволием») помогали им порвать узлы покорности и почтительности, навязываемые традиционными социальными институтами. Имущественное неравенство, низкий социальный статус также порождали протест, зачастую выражавшийся в девиантных практиках [8] .

7

Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социология преступности (Современные буржуазные теории). М., 1966. С. 299–313.

8

Rojek C. Decentring leisure. Rethinking leisure theory. London: SAGE Publication, 1995. P. 100.

К девиантному поведению подталкивал и социокультурный раскол, характерный для имперской России. Как показал американский криминолог Т. Селлин, ситуация, когда представители разных культур попадают в одну среду, часто приводит к столкновениям [9] . В частности, нормы крестьян, недавно переехавших в город, были иными, чем у коренных горожан. Именно это стало основной причиной распространения городского хулиганства в дореволюционной и постреволюционной России [10] .

9

Vito G.F., Maahs J.R, Holmes M.R. Criminology: Theory, Research, and Policy. Jones & Bartlett Learning, 2006. P. 217–218.

10

Weissman N.B. Rural Crime in Tsarist Russia: The Question of Hooliganism, 1905–1914 // Slavic Review. Vol. 37, No. 2 (Jun., 1978). P. 228240. С. 232; Hatch J. Hangouts and Hangovers: State, Class and Culture in Moscow’s Workers’ Club Movement, 1925–1928 // The Russian Review. Vol. 53, No. 1 (Jan., 1994). P 114.

До революции определенные формы девиантного досуга были свойственны всем слоям городского населения, но их распространение сдерживалось властью, администрацией предприятий и учреждений, профессиональными корпорациями. В то же время неумеренное потребление алкоголя в определенные дни, драки «стенка на стенку», обращение к услугам проституток или сексуальные домогательства к фабричным работницам считались простительными, особенно для молодых несемейных мужчин. Преследовались властью только те формы девиантного досуга, которые были связаны с политической активностью (маевки, демонстрации и т. п.) или угрожали общественному порядку.

Те или иные виды девиантного досуга сохранялись в городском сообществе в силу традиционности. Прежде всего речь идет о пьянстве. Как писал современник, «в Петербурге есть такие закоулки, где в иной, особенно радостный праздник трудно встретить трезвого человека. Все пьяно, и главное, без стеснения и церемоний лезет на глаза, галдит, шумит и дебоширствует, дико бравируя своей хмельной срамотой, от степени искусного сокрытия которой зависит в сущности разница репутации в данном случае высших и низших классов» [11] .

11

Михневич В. Исторические этюды русской жизни. Т. 2. СПб., 1882. С. 450.

Известно, как сильно и подолгу пили купцы. Закоренелыми пьяницами нередко становились и аристократы. Случалось, что представители интеллигенции также заканчивали свою карьеру в кабаках [12] .

Пьянство стало типичным атрибутом военных, своими достижениями в попойках гордившихся не менее, чем участием в баталиях. К ним и к «золотой молодежи» относился лозунг «Buvons, dansons et aimons» («Пьем, танцуем и любим»). И купцы, и бравые вояки, и юнцы, прожигавшие фамильные состояния, были завсегдатаями многочисленных ресторанов. Так, в «Марьиной роще», подальше от города, на 4-й версте Петергофского шоссе развлекалось преимущественно купечество. Сравнительно недалеко, на 10-й версте, был легендарный «Красный кабачок», где еще молодой А.С. Пушкин, по его собственному признанию, дрался с немцами. «Кюба» на Большой Морской, 16 ждал исключительно аристократов и балетоманов. Именно здесь Матильда Кшесинская однажды устроила прием для всех танцовщиц Мариинского театра [13] .

12

Хренов Н.А. «Человек играющий» в русской культуре. СПб., 2005. С. 488.

13

Алянский Ю. Увеселительные заведения старого Петербурга. СПб., 2003. С. 178.

Неумеренное потребление алкоголя было свойственно и рабочему классу. На то было несколько причин. Во-первых, число рабочих стремительно росло. После отмены крепостного права и начала индустриализации в Петербург хлынули вчерашние крестьяне. По сословной принадлежности более половины петербуржцев относилось к крестьянам. Множество обитателей окраин приехали из Новгородской, Псковской, Петербургской, Тверской, Ярославской, Смоленской и др. губерний. В основном это были молодые бессемейные мужчины. Их доход от работы на фабрике был больше, чем они могли заработать в деревне, но алкоголь являлся едва ли не единственным способом быстро отдохнуть и расслабиться после многочасовой однообразной физической работы. Досуг такого «фабричного крестьянина», еще не порвавшего окончательно с деревней, был примитивен, его олицетворял трактир или кабак.

Еще одну причину развития пьянства принято видеть в распаде прежнего

уклада жизни. Городской воздух – это воздух свободы. Он пьянит и веселит сам по себе, а алкоголь делает это чувство более острым и насыщенным. В мегаполисе ты одинок, но зато никто не следит за каждым твоим шагом, не учит жизни, не осуждает за то, что ты не живешь так, «как заведено».

Способствовала росту пьянства и винная монополия, введенная в 1897 г. «Казенки», как называли винные лавки, торговавшие водкой, приносили огромные прибыли государству, но делали потребление спиртного более массовым и будничным. «Красненькая» (водка более низкой степени очистки, стоившая 40 копеек) и «беленькая» (в полтора раза дороже, лучшего качества) свои названия получили по цвету пробок. В «казенках» продавались «четверти» – бутылки емкостью четверть ведра (3 л) [14] , «сороковки» (0,3 л), «сотки» (0,2 л) и «мерзавчики» (0,06 л за 4 копейки). По воспоминаниям Д.А. Засосова и В.И. Пызина, «в лавке было тихо, зато рядом на улице царило оживление: стояли подводы, около них извозчики, любители выпить. Купив посудинку с красной головкой, они тут же сбивали сургуч с головки, легонько ударяя ею о стену. Вся штукатурка около дверей была в красных кружках. Затем ударом о ладонь вышибалась пробка, выпивали из горлышка, закусывали или принесенным с собой, или покупали здесь же у стоящих горячую картошку, огурец» [15] .

14

Уже в 1920-е гг. один из героев М. Зощенко хвалился тем, что в молодости мог «свободно четверть выкушать».

15

Засосов Д.А, Пызин В.И. Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов. СПб., 1999. С. 122.

О Петербурге как месте спаивания простого народа можно судить по ходившей среди обывателей песенке:

Четвертная – мать родная,Полуштоф – отец родной,Сороковочка – сестрицаНаучила водку пить,Научила водку пить,Из Питера домой ходить [16] .

Большинство рабочих проводило свой досуг в трактирах. Там они могли пообщаться за выпивкой и едой, там отвлекались от тягот заводской жизни. И пропивали большую часть получки. Трактирный досуг был тем более популярен, что большинство рабочих не имело своего угла. Как показывают материалы обследований рабочих жилищ, на рубеже XIX–XX вв. на одного человека в среднем приходилось от четверти до трети кв. саж. площади (1,1–1,5 кв. м), а в каждой комнате в квартирах размещалось до 20 человек. Естественно, живя в перенаселенных фабричных казармах (где запрещалось иметь даже собственный самовар) или угловым жильцом в перенаселенной квартире, человек в свободное время «пойдет в кабак, пойдет к знакомым, пойдет во двор. Только, наверное, не останется в своем жилище, где ему предоставляется ровно столько места, сколько нужно, чтобы лежать» [17] .

16

Курукин И.В., Никулина Е.Л. Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина. М., 2007. С. 297.

17

Покровская М. О жилищах петербургских рабочих // Русское богатство. 1897. № 6. Отд. 2. С. 19–20.

Неустроенность и скученность на небольшом пространстве лиц разного пола и возраста, не связанных родством, находящихся вне привычного контроля деревенского сообщества, негативно сказывались на нравах и досуговых привычках рабочих. Именно там процветали не только пьянство, но и хулиганство, страсть к азартным играм, сексуальная распущенность и т. п.

Праздничный или воскресный день рабочего был немыслим без водки, но и в будни алкоголь постоянно присутствовал в пространстве предприятия. Прежде всего это связано со сложившимися обычаями «замочки машин», «спрыска», «магарыча» и т. п. «Спрыски» сопровождали все мало-мальски значимые события в жизни рабочего – от первой зарплаты, которую полагалось пропить, до перевода на новый станок, повышения в разряде и т. п. Именно так молодые рабочие и делали первый шаг к систематическому пьянству. Исследователь повседневных промышленных практик начала ХХ в. Н.С. Полищук обоснованно видит в них трансформацию старых крестьянско-ремесленных традиций¹. В жизни крестьянского мира любое важное событие должно было получить санкцию общины. То же можно сказать и о мастеровых начала ХХ в., которые во многом продолжали оставаться коллективной личностью, частью «рабочей семьи». Совместная выпивка в этом контексте превращалась в ритуальное одобрение каждого шага на жизненном пути рабочего. Стоит отметить, что девиантный досуг играл важную коммуникативную роль: помогали устанавливать внутризаводскую и казарменную иерархию, сплачивали трудо-бытовые коллективы, способствовали разрешению конфликтов, канализировали молодежную агрессию.

Запойное пьянство стало характерным признаком петербургских мастеровых. Один врач писал: «Нам не очень редко попадались лица, которым в день выпить 1–2 бутылки водки нипочем – и они даже за трезвых и степенных людей слывут… Другие работают всю неделю, не беря в рот ни одной капли водки; но зато в утро праздника – они пьяны. Третьи месяцами в рот водки не берут, но если запьют, то обыкновенно допиваются до „белой горячки“» [18] ^[19] .

18

Полищук Н.С. Обычаи и нравы рабочих России (конец XIX – начало XX в.) // Рабочие и интеллигенция России в эпоху реформ и революций, 1861 – февраль 1917 г. СПб., 1997. С. 115.

19

Курукин И.В., Никулина Е.Л. Повседневная жизнь русского кабака… С. 298.