Паханы
Шрифт:
С очередной квартиры в Тушино домушники взяли более килограмма золотого лома, около двухсот золотых монет царской чеканки, хрусталь, серебро, дорогие вещи. На изъятой у них посуде и на месте преступления эксперты нашли одни и те же пальчики — улика достаточно веская. Но вот главных ценностей не было.
«Не брали, начальник», — в один голос отрицали воры. Получался какой-то абсурд: в квартире были, кражу совершили, а самое ценное оставили кому-то другому?
Расколоть домушников удалось не скоро, но удалось. И они поведали: самое ценное схоронили на квартире
Бывалые домушники, которые не раз прошли зону, эту тонкость подметили сразу, но сомнения в подлинности ментов отпали, когда их выволокли на улицу и усадили в две «Волги». Так они и лишились своей золотой добычи.
— И кто на вас так наехал? — допытывались сыщики.
— Понятия не имеем, — отнекивались бывалые домушники. — Такого беспредела отродясь не бывало…
Из разрозненных сведений муровцы выстроили свою цепочку, она и вывела на банду Монгола. Через два месяца напряженной оперативной работы девятнадцать человек были арестованы, в том числе Карьков со своими ближайшими сподвижниками. Иванькова среди них не было.
Вскоре следствие закончилось, и дело передали в суд. Но на суде стали случаться странные вещи: свидетели меняли показания, а потерпевшие отказывались от своих заявлений. По всему выходило, что это работа Япончика.
Тем не менее главная фигура процесса — Геннадий Карьков — получил максимум: 10 лет тюрьмы и 5 лет ИТК строгого режима. Предельные сроки получили Галкин, Генкин, Куприянов и Шурушкин. Оправдательных приговоров не было. Фактически банда рэкетира № 1 перестала существовать. Но свято место пусто не бывает — вместо нее появилась другая.
Из «монгольских» остатков новую группировку сколотил Япончик, учтя при этом ошибки своего учителя, например большую численность участников преступных акций и посвященных в эти дела. В основное ядро своей банды он ввел десять человек и увеличивать его не собирался. Значительно возросла роль конспирации.
Но вернемся к Монголу. После тюремной отсидки он вернулся в Москву в конце 80-х. За время его отсутствия в стране многое изменилось. Набирала обороты горбачевская перестройка. Со всех трибун говорили о новом политическом мышлении.
Монгол возвратился в столицу в ореоле славы именитого вора в законе, но с подорванным здоровьем, фактически стариком. Через какое-то время и вовсе отошел от дел, уступив более сильным и молодым. А вскоре он умер в одной из престижных столичных клиник.
— На его похороны собрался весь цвет не только московской, но и российской преступности, — закончил свою очередную байку Петрович. — Вот, пожалуй, и все про Монгола.
— А бунт?
— Что бунт?
— Ну, ты говорил, что Монгол бунт у тебя в зоне спровоцировал.
— Не было такого.
— Как
— Никакого бунта не было! Была лишь попытка. И старался больше всех тот самый Монгол, очки перед братвой зарабатывал. Примерно за год до его крещения в законники он был поставлен смотрящим по зоне. А это глаза и уши воров в законе и главный проводник их политики. Первостепенная задача смотрящего — «поставить зону на воровской ход». Что сие значит?
Я пожал плечами.
— Поставить на воровской ход, — повторил Петрович, — значит организовать все так, чтобы подмять под себя администрацию колонии. Достигается это как прямым подкупом, так и завуалированными подачками или саботажем, голодовками и… бунтами. Конечно, причины бунта вроде бы кроются в реальности лагерной жизни: дурные условия содержания, питания и так далее.
— И часто воры в законе ставят зону на этот самый ход?
— Такой статистики тебе никто и никогда не даст.
— Почему?
— Потому что мне не приходилось еще встречать людей, которые бы сами в дерьмо прыгали и от того удовольствие получали.
— Тогда расскажи, как по приговору Япончика Цирюля замочили.
— Что?! — Глаза Петровича по-театральному стали круглыми, что следовало понимать как высшее проявление удивления. — Такого я тебе не говорил и сказать не мог.
— Извини, Петрович, если что перепутал.
— Все. На сегодня баек больше не будет. Отдыхай.
МАСТЕР РАЗГОНА,
или Япончик в психушке
На дворе был конец 70-х. Ближе к вечеру в дежурной части одного из московских отделений внутренних дел раздался телефонный звонок. Он, можно сказать, поставил на уши почти всю столичную милицию. Уж уголовный-то розыск — точно.
— У меня украли машину, — пожаловался потерпевший. — И хотят, чтобы я ее купил…
— Кого купили? — не понял дежурный.
— Свою, то есть мою, машину.
— Такие вопросы по телефону не решаются. Приходите в отделение. Приносите заявление. Разберемся… Но для начала хотя бы назовите себя.
Несколько затянувшаяся пауза говорила о том, что абонент сосредоточенно размышляет над ситуацией.
— Вы меня слышите? — поторопил его дежурный.
— Да, — произнес потерпевший и, немного помолчав, добавил такое, отчего милиционер даже привстал со стула.
— Это действительно вы или это неудачный розыгрыш? — растерянно переспросил дежурный, внутренне надеясь на второе.
— Действительно я. Только, пожалуйста, поймите меня правильно… — Говоривший понизил голос. — Так все неудобно… Что люди подумают? Идти в милицию…
— Без этого ничего не получится. Без заявления никаких мер принято не будет, — привычно проговорил дежурный.
Потерпевший пришел в тот же вечер. Он написал заявление. Об этом тут же доложили чуть ли не на самый верх. Жесткая команда привела скрытые милицейские пружины в действие. Было установлено, что интересный вор, который продавал угнанную им машину хозяину, — фигура известная — Иваньков-Япончик.