Пахарь
Шрифт:
Он вспомнил, как ставились на опоры первые лотки. Вот уж где потыкали пальцем в небо! Сколько лотков сложили в гармошку, но создали технологию. А шишки и синяки, набитые в первые дни, быстро зажили. Теперь бригада монтажников за месяц ставит столько же лотков, сколько было поставлено за первые полгода. Итак, поедут Закиров и его люди.
В Гулистане, в областных инстанциях, Дмитрий Павлович обговорил детали своего не нового предложения. Он давно загорелся идеей освоить — вне плана, конечно, — стогектарный массив в излучине Южного Голодностепского канала и нарезать на нем полторы тысячи дачных участков. Тогда дачи будут почти у всех работников треста. И непременно у тех, кто живет в многоэтажных домах. Чем маяться бездельем в выходные дни, пусть люди разобьют сады, виноградники, огороды. Не пьянкой же занимать досуг. Пусть люди, освоившие здесь не одну сотню тысяч гектаров, получат возможность сами, своими руками вырастить что-нибудь
Прежде от этой идеи отмахивались. Но в последних решениях партии и правительства по продовольственным вопросам уделялось внимание и индивидуальному сектору. И это было на руку Дмитрию Павловичу. Теперь его идея опиралась на солидный фундамент. Он же, выдвигая свою идею, во главу угла ставил не продовольственный вопрос, а гораздо больше волновавший его как руководителя вопрос закрепления кадров. Он мечтал иметь стабильные кадры, многого добился на этом пути, приблизился, можно сказать, вплотную к идеалу. Но идеал был как локоть: вот он, да не укусишь. В идеале должны были остаться только три причины выбытия из рядов прославленного треста «Чиройлиерстрой»: служба в армии, уход на пенсию или смерть. Он знал, что взваливает на свои плечи большую ношу, которая, вместе с его основной ношей, возможно, будет непомерно тяжела. Но он также знал, что никто другой с этим связываться не будет.
На дачном участке, по его подсчетам, потребуется особенно густая дренажная сеть. Орошение же лучше всего будет, пожалуй, организовать с помощью напорных трубопроводов. Надо предложить людям на выбор и кирпичные, с верандой и кухней, однокомнатные домики, и легкие навесы с айванами для тех, кто стеснен в средствах. Дренаж, ирригация и дороги — за счет треста, все прочие блага — за наличный расчет, на кооперативных началах.
В обкоме партии удивились обстоятельности расчетов. Он подумал: «Знай наших!» Именно в этой обстоятельности и заключалась его, Голубева, сила. Он считал: чтобы увлечь хорошей идеей, надо показать, что даст ее реализация. С ним согласились, но потребовали, чтобы отвлечение сил и материалов на освоение дачных участков не сказалось на темпах строительства. «Справедливо», — ответил Голубев. И с грустью подумал, что его дачи не будет среди этих полутора тысяч дач. Оля уедет, и у него не останется времени даже на то, чтобы содержать в порядке приквартирный участок. Он помог подготовить проект постановления. И уехал в Чиройлиер довольный. Теперь и это дело замкнулось на нем, а на себя он мог положиться.
Солнце опускалось, дневная жара теряла накал. Контора давно опустела. Дмитрий Павлович позвонил диспетчеру, и тот доложил обстановку. Происшествий не было. «Нормально», — подумал Голубев и достал отобранные им личные дела инженеров, занимавших должности производителей работ. Одного из них он собирался назначить на вакантную должность начальника участка. Он прекрасно знал всех троих. Сложность тут заключалась в том, что самым перспективным был самый молодой. Грамотен, дотошен, отношения с людьми строит на принципиальной основе. Но горяч. Впрочем, последнее не всегда плохо. Инфантилизм куда злокачественнее. Правда, могут быть конфликты на почве чрезмерной горячности. Что ж, он укажет ему на эту отрицательную черту. Но назначит его, тем более что и у Сабита Тураевича такое же мнение. У двоих других прорабов производственный стаж посолиднее, и они сочтут себя обойденными. Да, щекотливая это задача — повысить в должности лучшего и не обидеть других претендентов на следующую ступеньку вверх.
В отдельной папке лежали документы. Он должен был разобраться в них, прежде чем скрепить своей подписью. Бумаг за день накопилось много. «Научимся ли мы когда-нибудь работать проще, без этого канцелярско-бумажного изобилия?» — подумал он. И сам себе сказал, что, наверное, не научимся. А очень следовало бы научиться.
VI
Дни пролетали стремительно, неудержимо. Проснешься — начало седьмого, страшно хочется спать, тело тяжелое, чужое, и голова чужая, вялая. Сейчас бы от всего отмахнуться, понежиться, прижаться к мужу. Но это — для молодоженов, для тех счастливчиков, которые могут позволить себе повитать в облаках, поблаженствовать, не обращая внимания на часы, режим и тысячу неотложных дел. Вставать-вставать-вставать! Размяться! Упражнения дыхательные, выгоняющие из легких, из дальних непроветриваемых альвеол, застоявшийся там воздух. Мы дышим, используя лишь небольшую часть легких. Мы так редко доводим себя до настоящей физической усталости. Отучая себя от нагрузок, мы открываем дорогу полноте и дряблости. Упражнения для суставов, мышц ног, таза, плечевого пояса… Отдельный комплекс для мышц живота. Осанка, стройность, грация — эти столь драгоценные для женщины качества зависят от того, какая у нее талия. Мое тело легкое, упругое, прочное, гибкое, золотистое. Оно могло бы подойти и для девятнадцатилетней
Мадина Хакимова все выспрашивает: «Ольга Тихоновна, что вы делаете, что вы всегда такая молодая?» Я не делаю ничего необычного. Только то, что рекомендуют медицина, гигиена и физическая культура. Человек создан для активной жизни, для движения, бега, борьбы, для постоянного преодоления препятствий, постоянного самоутверждения. А не для поглощения в неограниченных количествах спиртных напитков, изысканных яств, табачного дыма. Излишества преждевременно сжигают его. Люди, физически немощные, проходят мимо многих красот жизни. И они не увидят их уже никогда.
Раз-два, раз-два! Вот и не хочется больше спать, вот и изгнаны вялость, лень, апатия. Бегите прочь, противные, я не желаю с вами знаться! Вот и день уже по-настоящему светел, пригож. «И жизнь хороша, и жить хорошо», — как сказал поэт и как повторили за ним миллионы. Кровь взбодрена, я прекрасно чувствую каждую мышцу. Теперь под душ. Холодно? И замечательно. Растираюсь полотенцем. Уже тепло, уже жарко. Ставлю чайник. Разогреваю борщ. Дима пропалывает помидорные грядки. Принес полную кастрюлю зелени — огурцов, помидоров, укропа, зеленого лука. Мою, чищу, режу. Заправляю оливковым маслом — отменный салат. Грех жаловаться на наше лето, оно такое щедрое. Поднимаю Петика. Брыкается, отбивается, бурчит — не желает. Наконец побеждает сон. Поднимаю Кирилла.
— Дети, кончайте ночевать! — поддерживает меня громовым голосом Дима. Он всем доволен, он улыбается, он счастлив. Он — сама доброта, сама надежность.
Несколько минут мы вместе, — семья за столом. Голова Петика едва возвышается, ему неудобно, и я сажаю его на колени. Едим, просим добавки, улыбаемся. Всем хорошо, а хозяйке — лучше всех, ведь я все это приготовила.
— Кирилл, веди Петика в сад, пора!
Дима надевает чистую сорочку, обнимает меня и скрывается в дверном проеме. Машина ждет, дневное кручение-верчение-качение начинается. Наказываю Кириллу, что ему без меня есть (суп, знаю, не разогреет, наляжет на помидоры и виноград), что сделать по дому и в огороде, что купить в гастрономе. Кирилл весьма пунктуален в выполнении поручений. Это у него мое. В производственных делах Дима, пожалуй, аккуратнее и обязательнее меня, а домашнюю работу выбирает на свое усмотрение.
Целую сына, прикрываю дверь и скорым шагом — тук-тук-тук! — стучат каблучки — на работу. В маленьком городе все близко, но мы по-настоящему понимаем и ценим это лишь в толчее больших городов, когда не можем выйти на нужной остановке, или не можем сесть, втиснуться в автобус, или не может дождаться транспорта в нужную нам сторону.
Ну, работа и есть работа. И в поле, и в конторе время летит, успевай только поворачиваться. Казалось бы, уж в конторе спешить некуда, а желающих поделиться новостями, посудачить, посплетничать, покопаться в чужих судьбах предостаточно. Но и в конторе я предпочитаю работать, а не развешивать уши. Хотя тут есть над чем задуматься. Почему у управленческого персонала прорва свободного времени? И коль управленцы шутя справляются со своими обязанностями, не велики ли штаты? О, замечательный, позволяющий сдвигать горы щекинский метод, почему с тобой обошлись, как с незваным гостем? У рабочих-сдельщиков, дорожащих каждой минутой, сложилось не очень лестное представление об управленческом труде. «Ну, эти-то не переработают!» Не знаю, как у других, но у меня рабочий день всегда плотный. Я и стремлюсь, чтобы он был таким. Если бы не стремилась, и у меня было бы сколько угодно времени для рентгеноскопии ближних и их поступков.
Бумаги, бумаготворчество. Каждая материальная ценность и выполненная работа должна иметь документальное подтверждение. Все правильно, другого пока не придумано. Я заполняю графы бесконечной цифирью. А время летит. Десять, одиннадцать, двенадцать. Перерыв на обед. Обедать стараюсь дома, чтобы заодно покормить и Кирилла, который к этому времени возвращается из школы. Когда дома никого нет, он ест на ходу, а суп оставляет нетронутым, выбирает, что повкуснее. Если я спешу, иду в столовую. Там готовят на редкость вкусно, а в зале уютно и прохладно. Случайность ли, что в Димином тресте лучшая в Голодной степи столовая? Убеждена, что нет. Можно, конечно, сказать, что с директором ему повезло. Но найти и поставить на должность лучшего из имеющихся кандидатов — его сильная сторона, он почти не ошибается в людях. После обеда — бегом-бегом назад. Пишу, считаю, черчу, согласовываю. Но и поглядываю на часы. Дома ждет вторая смена: плита, стиральная машина, утюг. Кстати, даже самая лучшая наша стиральная машина не освобождает хозяйку от массы операций. Белье надо замочить, воду в бак налить, порошок размешать, белье загрузить, прокрутить, в отжимной бак переложить, затем прополоскать в ванне, еще и еще прополоскать, снова отжать, повесить сушиться, снять, выгладить. Да, как ни парадоксально, стиральная машина — всего лишь модернизированное корыто и экономит куда меньше времени, чем принято считать.