Палач из Гайд-парка
Шрифт:
– Повод, по которому он мог убить Уинтропа и кондуктора, – процедил Питт. – Нет оснований даже предполагать, что он когда-нибудь был с ними знаком, тем более – говорить, что у него была хоть какая-то причина ненавидеть или бояться их.
– Но если он убил Арледжа, то, конечно, и остальных двух тоже, – яростно уставился на него Фарнсуорт. – И нам незачем это доказывать. Может быть, он непристойно заигрывал с Уинтропом, но получил от ворот поворот. Уинтроп мог даже угрожать ему публичной оглаской. Этого было бы достаточно, чтобы лишить парня способности
На длинном лице инспектора показалась сардоническая улыбка. Он взглянул на Питта, и впервые, насколько тот помнил, в его улыбке не было враждебности – напротив, в ней промелькнуло нечто заговорщическое.
– Что, нет? – требовательно переспросил Фарнсуорт.
– Я так не думаю, сэр, – ответил Телман, вытягиваясь по стойке «смирно».
– Вот как! – И Фарнсуорт снова обернулся к Питту. – И почему же? Полагаю, у вас есть к этому основания. Или появилось какое-то доказательство, о котором вы еще никому не рассказывали?
Питт с трудом подавил улыбку, хотя во всей этой ситуации не было ничего даже отдаленно забавного. Просто в трагедию на его глазах вносился элемент фарса.
– Место, – ответил он просто.
– Что?
– Если Уинтроп был не склонен к заигрыванию, тогда почему он в полночь отправился на развлекательную лодочную прогулку по Серпентайну? И зачем Карвел принес топор, если у него не было шанса получить от ворот поворот?
Лицо Фарнсуорта вспыхнуло.
– Да ради бога, зачем вообще хоть кому было являться на реку с топором? – яростно возразил он. – Этого вы никому не сможете объяснить. Да и на многие другие вопросы вы не ответили, не так ли? Я полагаю, вы читаете газеты? Вы читали, что этот проклятый Эттли говорил, в частности, о вас? И обо всех нас также?
Он все больше повышал голос, теперь в нем зазвучала уже настоящая паника.
– Мне это не нравится, Питт! Мне все это глубоко не нравится, и не мне одному. Теперь в Лондоне не осталось ни одного полицейского, которого бы не очернили вместе с вами и не осудили за некомпетентность. Что случилось с вами, Питт? Вы же были таким хорошим полицейским…
Фарнсуорт, видимо, отказался от намерения подняться наверх и излить свои соображения приватно, в кабинете суперинтенданта. А тот остро чувствовал присутствие Легранжа и дежурного сержанта, на глазах у которых его унижали. Да еще в дверях появился Бейли. Хорошо бы отплатить за унижение, и тоже публично.
– Ведь достаточно же улик. Ради бога, пускайте их в ход! Прежде чем этот кровавый маньяк опять кого-нибудь убьет. – Фарнсуорт снова в ярости уставился на Питта. – Я возложу всю ответственность на вас, если вы его не арестуете и у нас на руках будет еще одно убийство.
На мгновение повисла колючая тишина. Помощник комиссара держался вызывающе, не
– Мы не можем его арестовать, сэр, – отчетливо выговаривая слова, произнес Телман. – Он обвинит нас в том, что мы предъявляем ложные улики, потому что доказательств-то нет. Мы сразу же должны будем выпустить его, и вся ситуация будет выглядеть еще глупее.
– Вряд ли это возможно, – мрачно отозвался Фарнсуорт. – А что насчет кондуктора? Что вы о нем знаете? Может, за ним уже числятся преступления? Может, он был кому-нибудь должен? Играл? Пил? Прелюбодействовал? Водился с дурной компанией?
– Ни в чем плохом он замечен не был, – ответил Телман. – По показаниям соседей, совершенно обыкновенный, почтенный человек, весьма гордившийся своим положением, хотя он был простым кондуктором омнибуса.
– Чем же особенно может гордиться кондуктор?
– Некоторой властью, полагаю. Он говорил людям, могут ли они подняться, или заявлял, что мест нет, когда можно было сесть, и им приходилось всю дорогу стоять…
Фарнсуорт закатил глаза и изобразил на лице презрение.
– Вот уж поистине власть… А какие-нибудь скрытые пороки?
– Если и были, то они так и остались скрытыми.
– Ну что ж, это уже кое-что! А что говорит начальник окружной полиции?
– Ничего не знает. Йитс регулярно посещал церковь, где присматривал за порядком, или что-то вроде этого. – Телман состроил мрачную физиономию, в глазах мелькнула желчная усмешка. – Очевидно, ему нравилось указывать людям их место, – подвел он итог. – И он чувствовал необходимость заниматься этим и по воскресеньям.
Фарнсуорт внимательно поглядел на него.
– Но вряд ли человеку станут отрезать голову только за то, что он разыгрывает из себя маленького начальника. – Он опять направился к выходу. – Нет, что-то с этим Эттли надо делать. – Взглянул на Томаса и сказал уже потише: – Вам надо было меня послушать, Питт. Я вам сделал хорошее предложение, и если бы вы последовали моему совету, то не оказались бы сейчас в таком отвратительном положении.
Телман поглядел на Фарнсуорта, потом на Питта и опять на Фарнсуорта. Он уловил лишь часть разговора и сейчас, по-видимому, не все понимал.
Бейли это все забавляло, насколько позволяло его положение. Только представить себе: Уинтроп и Карвел сидят в лодке, на веслах, а между ними лежит топор… Ему не нравился Фарнсуорт, никогда не нравился.
Легранж ожидал, от кого последуют какие-нибудь приказания, и нерешительно переминался с ноги на ногу.
Питт прекрасно понимал, на что намекнул Фарнсуорт. Опять давал себя знать «Узкий круг», и человек разрывается сейчас между двумя противостоящими силами. Томас снова вспомнил, что сказал ему Драммонд, и почувствовал легкий озноб. Значит, Фарнсуорт знал, что Эттли – член «Круга». А Джек – нет?