Палач Рима
Шрифт:
— Да-да, я наслышан. Сеян не дает своим триумвирам ни минуты отдыха.
— Боюсь, что так оно и есть. Но на мое счастье, он не слишком охоч до чтения, и нам, по крайней мере, не приходится сжигать книги.
— Да-да, все верно, — уклончиво ответил Корбулон, — шутки, как правило, доходили до него с великим трудом, — после чего презрительно посмотрел на Магна. Хотя вместе им пришлось хлебнуть лиха, Корбулон так и не сумел преодолеть предрассудков своего класса и считал ниже своего достоинства замечать рядом с собой плебеев.
— Магн, — произнес он, нахмурив брови, как будто с великим трудом
— Корбулон? — в свою очередь переспросил Магн, с вызовом глядя на него.
Появление Сабина положило конец этому обмену любезностями. Хотя брат и жил ближе всего к Антонии, для чего на Авентине недавно был взят в аренду целый дом, прибыл он к ней самым последним, что заставило Веспасиана предположить, что, скорее всего, у Сабина затянулось прощанье с женой. При этой мысли он ощутил укол ревности, и потому поспешил подумать о Ценис. Интересно, увидит он ее сегодня или нет?
С тех пор как он вернулся в Рим, Антония ни разу не пригласила его к себе, и соответственно, Ценис он не видел. Он также не смог ничего выведать относительно планов Калигулы. Когда они вместе шли от дома Гая, Палл, как и следовало ожидать, ни разу не сказал ничего лишнего.
Заметив, с каким подобострастием Сабин поздоровался с Корбулоном, он в следующий момент был вознагражден: ибо вслед за Антонией и Паласом в зал вошла Ценис. При виде ее сердце едва не выскочило из груди, и он ответил ей счастливой улыбкой.
— Прошу вас садиться, господа, — сказала Антония, усаживаясь на диван, и положила рядом с собой свиток. Ее ярко- красная палла изящными складками ниспадала с головы на колени. Ценис села за стол позади нее и разложила письменные принадлежности.
— Не хватает лишь одного человека, но я все равно начну, поскольку не хочу, чтобы он услышал первую часть из того, что я сейчас скажу.
В последние месяцы мой внук, Гай, сумел войти в доверие к императору на Капри и теперь пользуется его благосклонностью. Чему в немалой степени способствовало то, что Сеян сейчас находится в Риме. Он теперь постоянно в городе, с тех пор как вместе с Тиберием стал консулом. Поскольку Сеяна на Капри нет, Гай сумел приблизить себя к Тиберию до такой степени, что, по его словам, тот склоняется к тому, чтобы сделать моего внука наследником. Сеяну об этом неизвестно, поскольку у него дела в Риме.
Это навело меня на важную мысль. Когда Тиберий впервые объявил о том, что Сеян станет вместе с ним консулом, первое, что я подумала, так это что император воздает ему незаслуженные почести.
Однако затем я задумалась. В этом году Тиберию было необязательно вновь становиться консулом. Вместо себя он вполне мог назначать кого-то другого. И тогда Сеян имел бы полную свободу: мог бы приезжать на Капри и оставаться там, сколько ему нужно, в то время как все дела в Риме ложились бы на плечи его напарника. Но нет. Ноги Тиберия в Риме не было вот уже пять лет. Как вдруг он ни с того, ни с сего он решает стать консулом, а значит, Сеян в течение года не появится на Капри.
Таким образом, через два месяца после того, как на Капри приехал Гай, Тиберий удаляет Сеяна с Капри, удаляет с почетом, как консула и вторую фигуру после императора, чтобы, так сказать, подсластить пилюлю. Вопрос: зачем ему это понадобилось?
Веспасиану
— Будучи не в состоянии заглянуть в мысли моему деверю, — продолжала Антония, — я могу лишь строить догадки. Тиберий хочет, чтобы его преемником на троне стал кто-то из его близких, но выбор у него невелик и с каждым днем становится все меньше. Недавно я узнала, что мой старший внук, Нерон Германик, умер от голода, находясь в заточении, и что Друз вряд ли выйдет на свободу, так что его, скорее всего, постигнет та же участь. Тиберий Гемелл, который одновременно приходится внуком и Тиберию, и мне, слишком юн, а Клавдий слишком глуп, или, по крайней мере, Тиберий все еще так считает. Таким образом, в качестве претендента остается один Гай.
Тем не менее Тиберий в последнее время заподозрил, что Сеян мысленно примеривает императорскую пурпурную тогу, и потому узрел в нем для себя угрозу. Правда, он не знает, как ей противостоять. Если он попытается удалить Сеяна слишком быстро, это чревато переворотом. Наш император отдает себе отчет в том, что находится под охраной верных Сеяну преторианцев. И пока он решает, как ему поступить дальше, он временно отдалил от себя Сеяна, но отдалил тонко, не только не оскорбив, а наоборот, возвысив совместным с ним консульством. Весьма разумный и ловкий ход, сказала бы я.
По залу прокатился шепот согласия как с рассуждениями Антонии, так и с мудростью императорского решения.
— Если я права, то можно предположить, что Тиберий окажется весьма чувствителен к тому, что я для него приготовила. Получив весомые доказательства вероломства Сеяна, он будет вынужден действовать. А поскольку мне известно, что часть преторианцев верна Макрону, то он наверняка так и поступит.
Теперь, когда я положила конец смехотворным заигрываниям моего сына Клавдия с Сеяном и решила не приносить его в жертву, что является для нас весомым доказательством? — Антония на минуту умолкла и обвела взглядом присутствующих.
Веспасиан с восхищением наблюдал за столь великолепно разыгранным спектаклем под названием «политическая интрига». Примерно с тем же, с каким он украдкой поглядывал на Ценис.
— Жрец? — рискнул он высказать предположение.
— Возможно, но Тиберию вложили в уши, будто за фракийским мятежом стоит Азиний, на чьи деньги тот якобы был поднят. Думаю, под пыткой наш свидетель сумеет описать Сеянова вольноотпущенника Гасдрона, чтобы Тиберий поверил, что Азиний непричастен к мятежу, а сам мятеж, по всей видимости, был частью коварного замысла Сеяна.
Но этого явно недостаточно. Когда я попросила доставить в Рим Ротека, я все еще была занята сбором улик, которые, если сложить их вместе, станут неоспоримым доказательством. Однако, получив в наши руки жреца, я все равно отвезла бы его на Капри, особенно в том случае, если Тиберий потребует доказательств стратегии Сеяна по расшатыванию обстановки в провинциях с тем, чтобы отвлечь внимание императора от своих козней в Риме.
С этими словами Антония взяла лежавший рядом с ней свиток и подняла, чтобы все на него посмотрели.