Палач. Нет милости к падшим
Шрифт:
— И что означает эта надпись? — спросил Лазуренко.
— Добро пожаловать! — спокойно ответил полпред, прекрасно владеющий китайским языком.
— А почему не по-русски? — с плохо скрываемой досадой поинтересовался Феликс Игоревич.
— Первая поправка к местному закону о государственном языке: для скорейшей адаптации местных жителей к цивилизационным ценностям Поднебесной все надписи и обозначения должны быть выполнены на китайском языке.
— И что? Помогает адаптации?
— А кому помогать-то, если все местное население сидит в резервациях?
Машина выехала на шоссе, ведущее в город. Километров через
Лазуренко при виде этого безобразия весь напрягся, не в силах сдержать негодования, на что резидент отреагировал:
— Третья поправка к закону о регистрации: граждане, не владеющие языком Поднебесной и не способные служить образцом поведения, не имеют права без разрешения соответствующих органов протектората покидать места своей постоянной регистрации. В случае нарушения данного пункта виновные караются штрафом до 1000 юаней и сроком заключения до года. Так что, проблемы этих бедолаг избиением не закончились, — и как бы в подтверждение сказанного им навстречу с оглушительным воем пронеслась полицейская машина.
— Если знают, почему нарушают? — Лазуренко задал этот вопрос как человек, привыкший повиноваться закону.
— А как не нарушать? Китайские наместники сами подталкивают их к этому: занимаются вымогательством, насильничают, безобразничают. Вот нервы у людей и не выдерживают. Может, и эти несчастные пытались таким образом до города доехать да жалобу подать в надежде хоть на какую-то справедливость. Не повезло им.
— А что, есть такие, которым везет?
— Случается, говорят. Но все это больше — из области легенд и преданий. На самом деле контроль очень жесткий. Да и бежать мало кто хочет. Ведь в резервациях жизнь в основном сытая и пьяная. Работать необязательно, в поле корячиться не надо: дошел до сельсовета, получил китайскую ханку и еду — и свободен!
— И ничего не нужно делать? — Лазуренко в принципе знал, что происходит на этой когда-то русской земле с русскими людьми, но видел все это впервые.
— Ну, как же! Нужно! Песни петь, хороводы водить перед туристами. Водку жрать стаканами и ими же закусывать, медведей демонстрировать, дивчин гарных в национальных нарядах искателям приключений предлагать. Так что, дел вроде как много. Непослушных гноят в специальных ямах, где они сидят без воды и пищи в собственном, и не только, дерьме. Так что выбор у наших невелик — быть пьяным и довольным или трезвым и несчастным. — Резидент говорил монотонным голосом, стараясь скрыть свои эмоции от начальника.
— Что делаете для пресечения всех этих безобразий? — уже требовательно спросил Лазуренко у главы представительства.
— Мы не сидим сложа руки, Феликс Игоревич. Но мало что можем сделать. Напоминаю просто, что у нас здесь весьма шаткий статус: мы не являемся посольством, а всего лишь временной дипломатической миссией при правительстве протектората, которое, замечу, сплошь состоит из русских. Правительство
Ответ полпреда ничего нового Лазуренко не открыл. Он все это уже знал из докладов своей резидентуры. Больше ему говорить ни о чем не хотелось. Да и не стоило этого делать в служебной машине, которая наверняка прослушивалась китайскими спецслужбами. Так что серьезный разговор о цели его визита можно было начать только за прочными стенами миссии, с соблюдением всех норм конспирации и включенным генератором «белого шума».
— Ну, что скажете? Почему такая срочность? — Они сидели втроем в кабинете резидента, наиболее безопасном с точки зрения прослушки.
— В течение последнего месяца китайский МИД через свои структуры в Благовещенске активно демонстрирует свое расположение к нашей миссии и ко мне лично, — начал полпред. — Мы получаем приглашения на такие мероприятия, к которым нас раньше на пушечный выстрел не подпускали, нас включили в мидовскую рассылку, где содержится много данных конфиденциального характера. Лично я уже трижды обедал с китайским генконсулом, и каждый обед о многом говорил.
— Поясните, — Вежинский явно не все понял.
— В китайской культуре отношение к еде носит сакральный характер. Для китайца показателем богатства и процветания всегда был роскошный стол. Причем изобилие этого стола и гостеприимство хозяина демонстрируют не деликатесы и особо изысканные блюда. Настоящий китайский обед — это совершенно четкая последовательность острых, кислых, горьких, сладких кушаний, которые призваны показать гостю расположение и симпатию хозяина. По китайскому столу я могу безошибочно определить, как китайцы ко мне относятся.
— И…?
— И мне абсолютно ясно, что в отношении китайцев к Уральской республике произошли изменения, причем инспирированные на самом верху руководства КНР, что и было высказано вчера без обиняков во время торжественной встречи с ветеранами КПК, прибывшими сюда в инспекционную поездку. Возглавляющий делегацию бывший секретарь ЦК долго беседовал со мной, выражал восхищение достижениями нашей республики, выразил надежду на встречу с Тимофеевым. Я, естественно, ничего конкретного сказать не мог. Вчера же доложил обо всем в наш МИД. Те информировали Ивана Николаевича. Вот, пожалуй, и все, — полпред с облегчением откинулся на спинку кресла. Формально Лазуренко не был ему начальником. Но его статус и положение в иерархии уральской власти были хорошо известны этому опытному дипломату, и поэтому он немного волновался во время своего короткого доклада.