Палач
Шрифт:
– Я всегда говорил, что тебя недооценивают, палач. Возможно, ты тугодум, но умеешь держать нос по ветру и можешь видеть истинное положение дел. Именно. Мне нужен показательный процесс, чтобы обрубить саму возможность попрекнуть прошлым…
Полюбовавшись на серый пепельный столбик, наместник бросил сигарету на пол и поднялся.
– Расклад простой. Трибунал подпишет любое обвинение. Я сам отбирал людей, которые будут вести дело. Они огласят суммарный приговор, ты пойдешь под расстрел. Начнешь качать права или искать эфемерную справедливость, доживешь до дня
– Само собой… Господин бывший самый старший начальник, а можно процесс организовать чуть-чуть по-другому? – Клаккер подождал, пока удивленный посетитель кивнет, и попросил: – Я ведь все прекрасно понимаю. Поэтому предлагаю заключить соглашение. Необременительное такое… Вы мне нужные бумажки покажите, я крестик поставлю. Надо где-то сказать «признаю», так скажу, не проблема. Но мне бы эти дни неплохо поесть-попить. И чтобы не пинали больше. Ну и потом без членовредительства. Расстрельная команда, залп – и никаких щипцов, дыбы и прочей гадости… Как вам такой вариант?
Лощеный мужчина подошел поближе к решетке и посмотрел на заключенного. Долго молчал, потом все же соизволил ответить:
– Ты не только умный, палач. Ты еще хитрый. Но твоя карта не пляшет в этот раз… Я готов выполнить свою часть сделки. Кормить будут из ресторана, вино каждый вечер, чтобы не упивался до скотского состояния. Доктор, теплое одеяло… И доклад трибунала, как ты себя ведешь во время заседаний. Через неделю – приговор. Если не станешь чудить, умрешь быстро и без проблем. Это – единственное, что я для тебя могу сделать… А если попытаешься выкинуть какой-нибудь фортель, то получишь резолюцию о запирательстве – и в гости к костоломам. Перспектива понятна?
– Вполне… Трибуналу можно рассказывать все или лучше только головой кивать?
– Можешь рассказывать, если спросят. Люди хотят честно отработать свой хлеб, будут вести процесс, как положено. Бумаги с обвинением и стенограммы пойдут в архив, под замок. Да и вряд ли кому здесь интересно, что на самом деле происходит на Изнанке… Мое имя не должно там мелькать никак. Тебя выбрал и назначил палачом Шольц, я лишь подписал поданные документы. В остальном – ты меня не видел и не знаешь… Еще вопросы есть?
– Когда я получу обещанное одеяло? Здесь сквозит, господин наместник. Как бы не простыть. Обидно будет сидеть и чихать на уважаемого господина обвинителя…
Молоденький мальчик в официальном мундире прокуратуры потел и краснел при каждом слове. На него давил груз неожиданной ответственности – шутка ли, вести закрытый процесс со столь тяжкими обвинениями! Да и вполне хватало чуть скосить глаза на обвиняемого, чтобы понять, насколько опасный тип попал в руки правосудия.
– Господин председатель, я все же хочу еще раз обратить внимание на то, что господин Клаккер представляет собой угрозу для органов правопорядка. А его прошлый опыт недву…
– Хватит, Андрэ. Наш ветеран дал слово, что не будет шалить. Кроме того, вон сзади вооруженный караул, на ногах заключенного кандалы. Чего вы трясетесь?
– Но руки-то
– Зато мы не слышим жалобы на плохое обхождение… Все, продолжим, господа… Вчера мы разобрали пункты о превышении меры необходимой самообороны. Обвиняемый поведал нам, что ворвался в дом, где скрывался бандит по прозвищу Ткач, и учинил самосуд. Убил охранников, затем самого Ткача, а также позаимствовал материальные ценности на сумму… На какую сумму вы тогда обогатились, Клаккер?
– Какая сумма будет приличной, ваша честь? – Охотник сидел на крохотной подушечке, подложенной под зад, и с интересом наблюдал за развитием процесса. Уже третий день подряд трибунал разбирал те или иные приключения из прошлой жизни и оценивал их криминальную составляющую. – Все же Ткач был вполне богатым господином, главой крупного преступного клана. Если я возьму чуть по мелочи, как-то некрасиво будет выглядеть по отношению к покойному.
– Сто талеров? Двести?
– Люди на Изнанке не любят ценные бумаги, много возни с перепродажей. Идти в банк, доказывать, что ты их не украл где-то… Деловые люди предпочитают золото. Сто золотых талеров – вполне круглая цифра. Кроме того, она как раз поместится в небольшой чемоданчик, который один человек сможет поднять.
– Хорошо. Значит, запишем: «Сто золотых талеров». С этим эпизодом у нас все?..
Поздно вечером прокурор забежал «на огонек». Путаясь в тесемках папки, Андрэ сначала суетливо искал нужную бумажку, потом доставал из кармана застрявший карандаш. Наконец, разобравшись с канцелярскими принадлежностями, испуганно постучал о прутья решетки:
– Господин Клаккер, мне нужно, чтобы вы подписали эти бумаги.
– А завтра никак? – Охотник только-только завершил ужин и, смакуя, медленно допивал честно полученный бокал вина.
– Регистрационная палата закроется через час, нужно отдать им документы сегодня вечером.
– Хорошо. Говорите, где и что подписывать.
– Вот здесь. Официальное прошение о продаже имущества для покрытия нанесенного ущерба Империи. Дом, участок и лодка. Все уже описано, как положено…
Заключенный подошел к решетке, подхватил падающую папку и затем поднял с пола карандаш. Покосился на отшатнувшегося к другой стене коридора юного прокурора, затем вежливо улыбнулся напрягшимся охранникам и стал просматривать пачку листов, забитых канцелярщиной. Перевернув последнюю бумажку, покрутил в руках карандаш и вздохнул:
– Я с радостью подпишу эти документы, но моя подпись будет недействительной.
– Как это – недей… Я не понимаю!
– Дело в том, что я больше не владелец дома. И если попытаюсь продать чужую недвижимость, то к перечню обвинений придется добавить еще мошенничество.
– Но…
– За сутки до моего приезда на Солнечную Сторону я продал и дом, и сад, и даже лодку рабочему заводскому товариществу. Если я правильно понимаю, буквально завтра в мой бывший дом должны приехать первые ребятишки, которые будут отдыхать и лечиться от дождей и слякоти Изнанки.