Палач
Шрифт:
— Идиотка! — сквозь зубы процедил Князь и снова замахнулся, но его удержали рыцари, что-то горячо ему втолковывая.
Я утерла рукавом платья разбитую губу и злобно уставилась на жениха. Я хотела было осыпать его бранью, но передумала. Он был, конечно, прав, но то, что он поднял на меня руку… ему не было за это прощения. Я ему не какая-то там крепостная девка. Я его невеста, девушка из благородной семьи, и сейчас не то время, когда мужья могли запросто избивать своих жен.
Меня подсадили на лошадь к одному из рыцарей, и мы помчались обратно к замку. Но дорога наша оказалась недолгой. На поляне, недалеко от места,
А потом Люциан вдруг засветился серебряным светом, и справа от него замерцала жемчужная дымка. Лошади одна за другой стали входить в образовавшийся портал, исчезая в молочном светящемся тумане. Мы тоже шагнули туда, когда настала наша очередь, и вышли уже во дворе княжеского замка. Я вертела головой. Мое любопытство пересилило все. Последним из Портала показался сам Люциан, и дымка тут же исчезла.
Спешившийся Князь буквально сдернул меня с коня. Я не удержалась и плюхнулась на колени прямо в грязное месиво двора. Мой разъяренный жених вздернул меня за руку вверх, почти выворачивая сустав — я зашипела от боли — и толкнул меня к Люциану. Но я не долетела до Палача. Князь ухватил меня за плечи, развернул и одним резким движением разорвал на мне платье, оголив до пояса. Я охнула и попыталась закрыться руками, но Князь мне не дал. Он крепко держал меня за руки, не давая двигаться. Окружавшие нас рыцари поспешно соскочили с лошадей и повели их в конюшню. Челядь разбегалась, кто куда. В считанные мгновения мы оказались во дворе втроем.
— Отпусти меня немедленно! — заорала я.
— Палач, забирай ее и накажи! — голос Князя был словно шипение кобры, глаза его светились алым светом.
Я пыталась вырваться из его хватки, но у меня ничего не получалось. А Князь вдруг выхватил из-за пояса кинжал, располосовал мои юбки и сорвал с меня грязные лохмотья. На мне остались только чулки и панталоны, туфли мои потерялись еще во время моей бешеной скачки. Но жених не остановился на достигнутом. Он разорвал на мне и панталоны. И я осталась в одних чулках. И после этого он отпихнул меня к Палачу — и я полетела в его сторону. Люциан меня подхватил, не дав свалиться к его ногам.
— Ну же, мой Палач. Пусть восторжествует справедливость. И за меньшее мои люди несли наказание, а подобная глупость должна быть наказана втройне. Чтобы на ней не осталось и живого места, слышишь, Палач? Быть может, тогда до нее дойдет, что она натворила.
— Пошел к дьяволу, урод! — крикнула я Князю.
— Я уже там, девчонка, — рассмеялся жених, а потом добавил уже Люциану: — Я только переоденусь и подойду в Зал Наказаний.
— Да-да, поспеши, женишок, а то пропустишь самое интересное, — истерично расхохоталась я и плюнула ему вслед.
Князь ушел. Люциан молчал, придерживая меня за талию. Я тяжело дышала, потом повернулась к нему, яростно оглядела, но тут же замерла под его полным печали, очень серьезным взглядом.
— Ты… — начала было я, но запнулась и смолкла.
До меня начало доходить. Князь не шутил. Он на самом деле отдал меня на растерзание Палачу. И не просто Палачу. Люциану. И мой Принц сделает то, что приказано. То есть спустит с меня три шкуры.
Коленки мои внезапно подогнулись, и я вцепилась в первое, что оказалась у меня
— Ты готова? — спросил меня Люциан, голос его был спокоен и тверд, и я ухватилась за этот голос словно за посох.
— Да, — я подняла голову и встретила взгляд Палача.
Тот несколько секунд удерживал мой взгляд, затем кивнул и пошел вперед, а я за ним. Но через несколько шагов он остановился и, быстро сняв свою белую шелковую рубашку, накинул ее мне на плечи и запахнул, завязки оказались у меня под грудью, а сама рубашка достигала колен. Я была полностью прикрыта и так благодарна Люциану, что он сохранил мое достоинство, что с трудом смогла сдержать слезы. Мы стояли во дворе одни и смотрели друг другу в глаза.
— Это была Арка? Та дорога, которой ты нас вывел к замку? — вдруг спросила я.
— Да, — ответил Люциан.
— Ты ее Хранитель?
Он кивнул, а потом начал подниматься по широкой лестнице в замок, а я, как привязанная, двинулась следом.
Зал Наказаний встретил нас тишиной и чистотой. Я замерла в самом центре и огляделась. Перед глазами тут же возникла так потрясшая меня когда-то сцена наказания Гвендолин. Я словно наяву услышала ее душераздирающие крики и хрипы и подумала, что сегодня точно так же буду кричать я. С той лишь разницей, что я выживу, но останусь ли я такой же, как и раньше? Сомнительно. В ту минуту я повзрослела. Я поняла, что теперь несу ответственность за все свои ошибки, за все свои действия, и что надо сперва хорошенько подумать, а потом уже, потом…
Мои размышления прервал подошедший ко мне Люциан. Он стянул с моих плеч рубашку, и она белым пятном осталась лежать на полу. Я посмотрела вниз, затем подняла глаза на Люциана.
— Будет больно, — предупредил меня он.
— Знаю, — кивнула я.
— Ты понимаешь, что так должно быть?
— Нет, — честно призналась я, — то есть, я понимаю, что меня должны наказать, но не понимаю, почему именно таким образом. Но Князь здесь господин и повелитель и все еще мой опекун, поэтому я принимаю это как должное.
— Ты очень храбрая, моя Золотая Девочка, и очень честная, оставайся такой всегда. — Я вскинула глаза на Люциана, пораженная нежностью, с которой он произнес эти слова: «моя Золотая Девочка», но он уже отвернулся.
Я пошла за ним в центр Зала, к длинному столу со скобами, медленно оглядела место своей пытки, потом несколько раз глубоко вздохнула. «Перед смертью не надышишься», — мелькнуло у меня в голове, и я хмыкнула над нелепой фразой.
— Ложись, — скомандовал Люциан, — лицом вниз. Я тебя привяжу.
Я ухватилась руками за края стола, забралась на него коленками, а затем легла на живот. Люциан взял одну мою руку и прикрутил толстыми веревками мое запястье к скобе, затем проделал то же самое со вторым, потом развел мои ноги в стороны и привязал за щиколотки. Толстая веревка легла мне на поясницу и прижала мой живот к гладкой поверхности стола.
Я больше не могла шевелиться. Мне стало очень страшно. Слезы навернулись на глаза, и я всхлипнула. Нет, я не должна плакать, твердила я себе, но сдержаться не могла.