Палачи

Прошкин Евгений

— Если бы я знал, — вздохнул Столяров. — Если бы я знал… Может быть, твой юный друг поможет нам ответить на некоторые вопросы?

Гарин покосился на Жигу, который сидел у стены, свесив голову на грудь. Его запястья были примотаны ремнями к трубе, которая тянулась вдоль пола.

— Во-первых, он мне не друг, — возразил Гарин. — А во-вторых, он до сих пор без сознания.

— Твоя наивность иногда поражает, — умилился Михаил. — Он давно очнулся. И уже раз пять проверил ремни на прочность. — Он обернулся

к цыганенку и повысил голос. — Они прочные, уж можешь мне поверить. Сопляку вроде тебя точно не разорвать.

Жига медленно поднял голову и с усмешкой посмотрел на Столярова. Его темно-карие, почти черные глаза светились ненавистью. Сейчас в нем не было ничего от того забавного паренька, который декламировал в баре Янова переделанные стихи Пушкина. Цыганенок заговорил. Вернее сказать, закаркал. Слово, похожее на воронье карканье, встречалось в его речи чаще остальных, и даже Олегу, совершенно не владеющему цыганским, было ясно, что ничего хорошего оно не означает.

Михаил шагнул к Жиге, припечатал подошвой ботинка его прижатую к полу ладонь и вкрадчиво попросил:

— Говори, пожалуйста, по-русски.

В ответ цыганенок снова закаркал, будто стая ворон.

Столяров развернулся на месте — под каблуком отчетливо хрустнули кости — и тихо спросил:

— Ты понял меня?

Жига зашипел, глядя на отдавленную ладонь, потом медленно сжал пальцы в кулак.

— Я спрашиваю, ты понял меня? — повторил Михаил.

— Да… — выдохнул цыганенок. — Я мало говорить русский.

— Достаточно, чтобы глумиться над нашим литературным наследием.

— Я… ничего не буду говорить.

— Ошибаешься. — Столяров присел перед Жигой на корточки и потянул его за волосы, так чтобы их лица оказались на одном уровне. — Ты все расскажешь. По-хорошему или по-плохому, но…

Неожиданно цыганенок с шумом втянул носом сопли, явно намереваясь харкнуть в лицо врагу, но Михаила этот маневр не застал врасплох. Он резко выбросил вперед руку и воткнул три сомкнутых пальца в шею парня на сантиметр выше кадыка.

— Сам жри свои сопли, — с улыбкой сказал он. — Давай, давай, приятного аппетита! Мальчиши-Кибальчиши в роду были?

В этот момент Олег понял, что Столяров не оставит цыганенка в живых, даже если тот добровольно поделится информацией. Хотя бы из соображений самообороны. Потому что в ответном взгляде темно- карих глаз он прочел четкий и недвусмысленный смертельный приговор им обоим. И все же Гарин попытался вмешаться.

— Жига, — сказал он. — Может, ты зря упрямишься? Ты ведь даже не знаешь, о чем мы собираемся тебя спросить.

Михаил обернулся к Олегу и покачал головой.

— Зря. «Хороший опер — плохой опер» — известная игра, но у нас чертовски мало времени.

— Это ты — опер, — огрызнулся Гарин. — А я — человек.

— А этот звереныш?

Он тоже человек?

— И он человек.

— Пусть так, — мягко сказал Столяров. — Только, если я не ошибаюсь, этот человек знаком с другим человеком, который лишь за последние полтора месяца отправил на тот свет почти пятьсот человек. Включая одного очень близкого тебе человека. И пока среди вас, людей, происходят такие вещи, я лучше побуду опером.

— А если ты ошибаешься?

— В таком случае я готов ответить за каждую свою ошибку.

На это Олег не нашелся, что сказать. Михаил кивнул с пониманием.

— Слушай, ты вроде спать хотел? Там, за перегородкой, я видел пару спортивных матов. Иди отдохни, завтра будет трудный день.

Это было правдой. Гарину очень хотелось спать. Но ему не хотелось оставлять цыганенка наедине с подполковником СБУ Михаилом Столяровым, которого он до этого знал как Камня, а еще раньше — как Палача. Олег хорошо представлял, чего можно ждать от этого человека, особенно когда он, как сейчас, начинает говорить подчеркнуто спокойным тоном. Поэтому твердо сказал:

— Спасибо, я еще посижу.

— Уйди, Олежка, я прошу.

— Ничего. Я знаком с твоими методами работы.

— Ни черта ты не знаком!

Столяров остановился над Жигой, засунув руки в карманы штанов и широко расставив ноги.

— Сейчас я начну задавать вопросы, — сказал он, — а ты будешь на них отвечать. За каждый вопрос, на который я не получу ответа, я буду отрезать тебе палец. Когда закончатся пальцы, я отрежу тебе уши. Потом выколю глаза. После пятнадцати вопросов без ответа ты перестанешь быть мужчиной. А теперь — внимание, первый вопрос. Легкий. Ты понял меня?

Во взгляде цыганенка не было и капли страха. Он снова выдал длинную фразу на своем родном языке, но, когда Михаил наступил ему на коленную чашечку и вежливо попросил перевести, перешел на русский.

— Я сказал… Отрежешь мне палец — завтра потеряешь два. Выколешь глаз — сам станешь слепой. Я не боюсь ни бога, ни черта, гаджо. А на тебя я плюю.

И он действительно плюнул, но самолюбие Столярова от этого не пострадало, а его ботинок стал только чище.

— Ясно. — Михаил вынул правую руку из кармана и щелкнул выкидным лезвием ножа. — Ответ не засчитан.

Жига задергался, но Столяров придавил коленом его ноги и кулаком прижал к полу ладонь с растопыренными пальцами.

«Это враг, — напомнил себе Олег. — Он помогает врагам. А значит, его руки тоже в крови. В крови Марины».

И все равно, когда кончик лезвия царапнул пол, он отвернулся. И испытал малодушное облегчение от того, что цыганенок не кричал.

— Вот так, — сказал Михаил, поднимаясь с колен. — В правом ухе ты уже не поковыряешь. Продолжим наш вечер вопросов и ответов…