Паладин. (Трилогия)
Шрифт:
Зал взорвался аплодисментами, и под гром оваций из подсобки выплыли воперные дивы слоноподобных форм в длинных сарафанах с кокошниками на головах. Из-под сарафанов торчали лапти. Лиц под слоем белил и румян, в качестве которых использовалась свекла, было практически не видно. Они дружно поклонились, открыли свои нежные девичьи ротики, и представление началось!
Мимо тещиного дома я без шуток не хожу: То в окно засуну фигу, то зад голый покажу ВотКевин закрыл лицо руками и начал потихоньку сползать под лавку в приступе безудержного смеха. Однако его никто не слышал, так как зрители, жаждущие приобщиться к благородной жизни, громко подпевали, да еще в такт частушкам хлопали в ладоши и притопывали ногами.
Сидит милый на крыльце с выраженьем на лице. Выражает то лицо, чем садятся на крыльцо. Вот она, вот она, жизня благородныя! Вот она, вот она, жизня благородныя!– Эй, шеф, ты чё? – заволновался тролль, выуживая Кевина из-под лавки, но, увидев, что его просто корчит от смеха, сразу успокоился, и начал вылавливать под той же лавкой Люку, который не только ржал, но еще и дрыгал от избытка чувств руками и ногами. Ему тоже очень понравилась вопера.
– Слышь, – ткнул бесенок сидящего впереди разбойника, как только вновь оказался на лавке, – это точно опера? Так в высшем свете и развлекаются?
– А то, – нетерпеливо отмахнулся разбойник, – слышишь же, про жизню благородную поют. Не мешай!
– Не буду, не буду, – Бессони вытер выступившие от смеха слезы и перестал мешать жаждущим высокого искусства разбойникам наслаждаться воперой. – Зырг, а ты не знаешь, почему эти девки так странно одеты?
– Неместные они, говорят. Откуда-то с севера пришли, да здесь и обосновались. Земли-то глухие, ничейные. А тут разбойнички.
– Понятно. Уж эти-то о благородной жизни все знают. Шеф, дозволь с трактирщиком потолковать.
– О чем?
– О репертуаре. Может, расширить удастся.
Не успел Кевин открыть рот, как бесенок испарился, не дожидаясь согласия. Материализовался он уже около трактирщика, что-то внушавшего в подсобке очередным артистам, готовящимся к выходу.
– Слышь, мужик, тебя как зовут?
– Федя.
– А скажи-ка мне, Федя, какие еще благородные развлечения нас ждут?
– Новичок, – снисходительно улыбнулся конферансье. – Не волнуйся. Самые лучшие развлечения будут. Крамерная музыка, а потом карточная игра.
– И как называется эти игра?
– Дурачок. Все благородные в нее играют. Так что ее освоить просто необходимо, ежели титул прикупать будете.
– Замечательно. Однако должен вам сказать, уважаемый, что вы слегка отстали от жизни, – вкрадчиво сказал Люка. – Мне приходилось вращаться в определенных кругах, и я точно знаю, что в высшем свете в моде
– Какая? – заинтересовался Федя.
– Очко, – таинственно прошептал бесенок.
– Чье? – не понял конферансье.
– Это неважно. Сейчас я все объясню. Кстати, еще одно большое упущение в программе. Вопера есть, а где балет?
– А что это такое? – расстроился трактирщик.
– Не знаете, что такое балет, и смеете обучать будущих аристократов хорошим манерам? – возмутился Люка.
– Тише, тише, – испугался Федя. Дуря головы наивным разбойникам, он никак не ожидал нарваться в этой глуши на светского льва. – Не надо так громко. У меня, конечно, есть определенные пробелы в образовании, но если вы поможете их восполнить, то…
– То?
– То все удовольствия в этом трактире за счет заведения.
– Для меня и двух моих друзей! – категорично заявил Бессони.
– Договорились.
– Тогда делаем так… – бесенок склонился к конферансье и что-то азартно зашептал ему на ухо. – Все понял?
– Сделаем в лучшем виде, – заверил его трактирщик.
Довольный жизнью и собой «светский лев» вернулся в зрительный зал на свое место.
– Ну, и чем они нас дальше порадуют? – нетерпеливо спросил его Кевин.
– У них очень обширная программа. Господа разбойники получат прекрасное светское образование, – успокоил его бесенок.
К тому времени репертуар воперных див подошел к концу, и на сцену вновь вышел конферансье.
– Сюнита, – объявил он. – Си бемоль диез минор в мажорном исполнении.
Из подсобки вышли музыканты, облаченные в белые рубахи до пят, подпоясанные красными кушаками, земно, в пояс поклонились и…
Забренчали балалайки, заверещали дудки и свирели, грохнули бубны, заставив зазвенеть металлические подвески по краям, и, наконец, дружно топнув лаптями, за дело взялись ложкари. Короче, сюнита началась! Это был еще тот концерт! Кевин поспешно заткнул уши.
– Шеф, – радостно крикнул юноше Люка, пытаясь отодрать его руки от ушей, – что ж ты не наслаждаешься? Натуральная рок-музыка в доисторическом исполнении!
– Да пошел ты! – простонал Кевин. – От этой какофонии оглохнуть можно.
– А меня вставляет! Эй, ты, с бубном! Грохни мощнее! Барабаны бы сюда! Давай! Давай!
Бесенок не выдержал, выскочил на сцену и начал отплясывать что-то среднее между лезгинкой и гопаком.
– Чё сидим, братва? Смотри, как зажигать надо! Все благородные так отрываются!
Узнав, что так отрываются благородные, братва не могла остаться в стороне, и вскоре уже отплясывал весь зал, с посвистом, улюлюканьем и размахиванием в воздухе париками и треуголками. В общем веселье не участвовали только Кевин с троллем.
– Не пойму я что-то, шеф, – прогудел Зырг, – ну, эти-то придурки ладно, чё с них взять, а наш то чё?
– По-моему, он просто развлекается. Хрен с ним. Дождемся конца культурной программы и займемся делом.
– Давно пора, а то жрать очень хочется, – почесал брюхо тролль.