Паладин
Шрифт:
Последние слова Мартин произнес совсем тихо и подавленно. Он прошел к Джоанне, опустился рядом. Эйрик с сочувствием смотрел на друга. Он никогда не видел его таким несчастным и как будто обессиленным. Мартин не сводил глаз с воскового лица Джоанны. Ее плечи и грудь перетягивала тугая повязка, и Мартин искренне надеялся, что врачебного мастерства Иосифа окажется достаточно, чтобы его любимая смогла победить зло, направленное не на нее, а на него. И сейчас Мартину казалось, что это его жизнь выходит из нее вместе с ее слабым, едва слышным дыханием.
Когда снаружи раздался какой-то шум, он даже не обратил на это внимания. Мало ли кто мог прибыть в караван-сарай, ему до этого не было никакого дела. Но вскоре
— Этот ассасин… Он все же смог избежать казни. Вон сколько людей собралось у его клетки! Но то, что он сделал… О, бог Моисея! Этот убийца перегрыз себе вены. Последние слова, которые он выкрикнул, были о том, что истинный исмаилит всегда свободен и сам решает, какой смертью ему умереть.
Эйрик тихо выругался, Мартин же никак не отреагировал. Он уже вычеркнул бывшего наставника из своей жизни. Поэтому куда внимательнее выслушал другое сообщение Иосифа; его другу удалось договориться с местной еврейской общиной, куда еще не дошла весть о ссоре Иосифа с отцом, и теперь у них есть хорошие мулы и удобные носилки, в которых они могут перевезти Джоанну в Иерусалим.
— Мы отправимся в путь сейчас же, — заключил Иосиф. — В Вифлеем вернулся кади, и, когда утихнут страсти по ассасину, нас, скорее всего, отправят к нему на допрос.
Носилки с мулами уже ожидали у ворот караван-сарая, и Мартин бережно перенес в них Джоанну. Она все еще была погружена в сон, мулы шли ровной рысью, носилки слегка покачивались.
Большая дорога из Вифлеема в Иерусалим вела к южным Сионским воротам, однако, чтобы попасть к медресе, где учились хакимы, путникам пришлось обогнуть город восточнее, по Кедронской долине. Здесь вся округа скорее напоминала один большой военный лагерь — множество палаток, шатров эмиров, всюду расхаживают воины, слышно бряцание оружия, ржание лошадей. Мартин опасался, что их тут кто-то задержит, станут допрашивать, а ему все больше не нравилось состояние Джоанны — она начала негромко стонать, лицо ее было бескровным, дыхание почти не слышалось.
— Иосиф, не мог бы ты дать ей еще опиума?
Но тот только глубже втянул голову в плечи и отрицательно покачал головой. Он и так дал молодой женщине достаточно зелья, а увеличивать дозу было опасно. К тому же его, как и Мартина, очень волновало внимание к ним, и он постоянно объяснял, что везет больную сестру в Бифезду. Наконец у самых Овечьих ворот, которые крестоносцы называли воротами Святого Стефана, они влились в небольшую группу евреев, с которыми смогли проникнуть в город.
— Ну, вот мы и прибыли, — сказал Иосиф, направляя своего мула в тройную арку ворот неподалеку от въезда.
Мартин знал это место: крестоносцы некогда построили тут прекрасную церковь в честь Святой Анны, матери Девы Марии. Легкость белого тесаного камня превращала это массивное, как и все храмы крестоносцев, сооружение в удивительно гармоничное строение с прекрасной аркой ворот. Церковь находилась посреди широкого мощеного двора, по периметру которого росли кипарисы и акации, и везде на скамьях или расстеленных на земле циновках сидели мусульмане в разноцветных тюрбанах, а там, где ранее над стрельчатой аркой входа выступало каменное распятие, ныне была выбита арабская надпись вязью. Взглянув на нее, Мартин резко остановился.
— Иосиф, ты ведь сказал, что тут обучают врачеванию, но тут написано, что это медресе, где обучают теологии и богословию.
Еврей выглядел растерянным, стал оправдываться, что ему, дескать, так раньше говорили, вот он и надеялся…
— Хватит спорить, — прервал их Эйрик. — Кого только и чему не обучают в медресе. И провалиться мне на этом месте, если вон тот бородатый араб в зеленом тюрбане не кто иной, как лекарь.
Мартин тоже заметил чернобородого, важного вида мусульманина и зашагал к нему. Однако переговорить с Хакимом взялся
Мартину пришлось ожидать среди руин расположенного немного в стороне древнего храма Асклепия. От храма осталось только несколько белых колонн, живописно вписывающихся в аркады и сводчатые переходы старинного водосборника Бифезды. Некогда древние иудеи мыли здесь приведенных для жертвоприношения в храме Соломона овец, но со временем обычай забылся и это место стало называться у евреев Бейт Хисда, то есть место благодати, исцеления. Предание гласило, что порой ангелы спускаются к старому водосборнику Бифезды, и если ангел коснется воды своим крылом, то омывшийся в этих водах непременно выздоровеет. Поэтому тут всегда собиралось немало страждущих, калек и убогих. Мартин мало верил в подобное чудо; он не сводил взгляда с ученого хакима в зеленом тюрбане, который о чем-то долго разговаривал с Иосифом. Потом лекарь опустился подле носилок с Джоанной, стал осматривать неподвижную молодую женщину. Похоже, он не спешил взяться за лечение, опять о чем-то беседовал с Иосифом, а потом удалился, но через короткий промежуток времени вернулся… с монахом в островерхом капюшоне. Тот по пути вытирал руки о передник со следами крови, из чего Мартин сделал вывод, что ученый мусульманский врач решил показать раненую одному из еще остававшихся в городе госпитальеров. В том, что это госпитальер, Мартин не сомневался, хотя на темном облачении приглашенного лекаря не было обычного для иоаннитов белого креста, — не то было нынче время в Иерусалиме и знак ордена Святого Иоанна мог вызвать у правоверных мусульман отторжение. И все же ученый хаким держался с госпитальером уважительно, Мартин со своего места видел, как они о чем-то переговаривались. Что они тянут? Почему не окажут Джоанне помощь? Иосиф стоял подле них, слушал, о чем те беседуют, беспомощно разводя руками…
Терпение Мартина стало иссякать. Закутавшись почти до глаз в куфию, он приблизился и услышал последние слова мусульманского лекаря:
— Тут уже ничего не сделаешь. Остается лишь уповать на милость Аллаха. Ибо то, что идет от Аллаха, великого, милосердного и всемогущего, — воздел он руки ладонями вверх, — не может быть неправильным.
После чего мусульманский лекарь удалился в сторону медресе, а госпитальер направился к аркаде Бифезды.
— Джоанна обречена? — упавшим голосом спросил Мартин.
Иосиф взял его руку в свои.
— Не стоит отчаиваться, друг мой. И ученый хаким, и госпитальер считают, что я сделал все возможное для леди. И оба убеждены, что не следует лишний раз тревожить ее рану и менять повязки, ибо это может привести к более сильной потере крови. Джоанна ведь так слаба… Все решится после того, как она переживет ночь… если переживет. Пока же оба лекаря советуют уповать только на милость Всевышнего.
Мартин в первый миг и слова не мог сказать. Лекари отказались лечить Джоанну! И если она не выживет… Думать об этом было так страшно… так непереносимо больно! Он опять вспомнил, о чем она просила его в последний миг — позвать священника. Мартин должен выполнить ее последнюю просьбу.
Когда он отошел, сгорбившись, будто старик, Эйрик сказал Иосифу:
— Я бы не стал доверять местным госпитальерам. Смотрю, эти святоши водят тут дружбу с магометанами, и что стоит намекнуть им…
— Я тоже сказал это Мартину, но он ничего не желает слушать, — вздохнул Иосиф. И добавил с некоей обидой: — Но ведь и хаким, и госпитальер сошлись во мнении, что я сделал для раненой все необходимое, даже похвалили меня, что так своевременно оказал ей помощь. А Мартин по-прежнему не верит в мое умение врачевать.