Паладины госпожи Франки
Шрифт:
Они переглянулись, нечто друг о друге соображая. Глаза Франки смеялись, но в тоне была властность. Леонар как-то сразу понял все, как здесь говорят, до нитки и лишь вздохнул с сокрушением:
— Вы имеете в виду…
— Имею, имею. Яхья! У тебя сабля, вон, становись на пятачок и охраняй его. Тетушка, соблюдай своих овечек, чтобы на вкус не пробовали, а только на глазок! Падре, валяйте, только нас с Ноэми не заложите с разбегу. Ну, женщины, какая из вас самая храбрая и самая голодная? Покрывало-то распахни, не смущайся — эй, но
— А вот кому Сафию, жену красивую, служанку искусную, — забасил священник, неожиданно для себя поигрывая голосом и шельмовски поводя очами. — Дешево! Везде три сотни монет — у меня одна. Кругом забитые и робкие, у меня веселая. Только чтоб перекупщики — не подходи, у меня на вас нюх!
Народ оборачивался, смеялся, подбирался ближе к бесплатной потехе, так что Яхья шипел и размахивал саблей в ножнах.
Молодой, смазливый христианин-полукровка протолкнулся поближе, спросил:
— А покреститься она захочет?
— Только ин окказио брачного союза, — с важной миной произнес Леонар и подмигнул Сафии. Та стыдливо потупилась, стрельнув глазами навскидку.
— Союза… а? — юноша покачал головой, но вдруг улыбнулся, отцепил кошель от пояса и подал Леонару. — Считай, там даже больше.
Тот подтолкнул к молодцу «покупку» и, не открывая кошелька, сунул ей в руку.
— Вот, держи: это если твой властелин тебя со свадьбой надует или сама уйти захочешь. У меня с гарантией, как в лучших торговых домах!
Все ахнули. А он подтянул к себе другую женщину.
— Это у нас Файруза. Ну смотри, дитя, кого из гяуров для себя хочешь… на тех же условиях? А вот она — Айсулу. Не так молода, но всех умней, благонравней и нежнее, будет заботливой матерью твоим детям. Такой и две сотни дать не грех.
В гвалте, что поднялся вокруг, пожилой тюрок-ремесленник вполголоса переговаривался со старшей женой:
— Я вдовец, у меня трое мальчишек мал-мала меньше, чужую и наемную женщину в дом брать неохота. Дочери у меня взрослые, но в дальних краях, тоже небось эдак вдовеют. С хозяйством сам ковыряюсь да престарелая матушка моя. От этого ремесло почти что встало. Ты сумеешь кухарить да нянчить?
— Шахских детей была кормилица. И готовить могу, было б из чего. И пряду, и ткать выучена, и войлоки катать, не то что теперешние молодки. А что у тебя за ремесло?
— Шорник и кожевенник. Седла изготовляем из своего матерьялу, сбрую, фляги и чаши для кумыса. Сам вымачиваю кожи, сам дублю, сам крою и узор навожу. Все вещи с тиснением, с латунным набором, с оковками. Годно и для войны, и для мира.
— Ох, и дух крепкий, верно, от твоего ремесла! Ну, добро. Так и быть, иду к тебе без залога. Такие два искусника, как мы с тобой, ни вместе, ни поврозь не пропадем. Или… погоди.
Канидей запустила пятерню в кошель, который ей протягивал шорник, и вытащила горсть серебра.
— На тебе, глашатай, за легкую руку, смелый почин и удачную торговлю. Поесть купишь ребятишкам
Поцеловала всех четверых и величественно удалилась.
— А теперь ходим отсюда, пока на нас не обрушилось негодование местных торговцев живым товаром, — скомандовала Франка.
Пока продирались сквозь толпище, наспех купили сухарей, баранины, растертой в порошок и смешанной с мукою и ягодами, плиточного чаю и нож, довольно длинный и такой тяжелый, что в нем сразу угадывалась хорошая сталь. Уже на окраине обнаружились две прибавки не вполне ясного происхождения и назначения: У Ноэминь — объемистый чугунный котелок, жирный внутри и прикопченный с одного боку, у Франки — пачка сальных свечей.
— Ну, котелок еще куда ни шло. Нашей посудины и на тех, кто остался, не хватит — все едоки хоть куда. А свечи? Вы сколько за них отдали, Франка?
— Две серебряные монетки, отче. Разве много? Так посудина была в придачу. Представляете зато, как красиво: ночью ужин при свечах. Свеча на ветру, под широким небом — поэма!
Яхья покрутил пальцем у виска: жест, понятный всем верам и сословиям.
«Обе они с причудами, — подумал Леонар. — Шахских женщин пристроил, а с этими двумя еще намучаюсь, однако».
Так они шли и шли: впереди — Яхья с его саблей, кошелем за пазухой и горделивой осанкой, далее Франка с Ноэминью в лохмотьях исламского образца и в качестве замыкающего — Леонар, потихоньку взявший на себя роль охранника и няньки.
Мало-помалу они свернули с широкой людной тропы на узкую и более нехоженую. Здесь как будто началась другая страна: кусты были зеленей и пышнее, земля подернута мохом. Со скалы ниспадал крошечный говорливый водопад и расплескивался внизу в круглое озерцо чистейшей влаги, которая медленно сочилась в сырое ущелье с холодной глинистой землей и торчащими из нее корявыми дубками.
— Тихо здесь. Как в мирное время, да, Франка? — сказал Яхья, когда они уже расположились здесь на привал.
— Угу. Бывают же такие места: священные рощи и источники Киприды или Артемис, — мечтательно продолжал Лео. Франка ответила им не сразу. Она пыталась одновременно стирать юбку в естественной каменной чаше, засучивать внизу шальвары и набирать воду в манерку.
— Здесь можно отдохнуть, когда сойдешь с пути, — внезапно и каким-то заученным тоном начала она, — и ищейки всех земных армий не посмеют идти по твоему следу, боясь воплощенных духов этих мест. Равновесность царит…
— Что с вами, моя милая?
— Пустяки, отец Леонар. Последствия конфузии башенным зубцом.
Он вгляделся.
— Вы чем-то обеспокоены. Неужели и взаправду верите в привидения?
Но в этот миг на котелке яростно запрыгала крышка.
— Детки! Где чай, где пеммикан этот гнусный? Что же заранее не накрошили, ироды! Давай всё сюда, в воду!