Палитра счастья
Шрифт:
Она верила ему, но от звонка Селесте не собиралась отказываться.
Передёрнула плечами и он развернул её в сторону двери. Всё-таки было довольно прохладно, чтобы наслаждаться видами с террасы.
— Скажи… — они зашли в гостиную.
— Что? — он закрыл двери.
— Если бы я ушла… собралась уйти… ты бы остановил меня?
Некоторое время он смотрел на неё. И был совершенно серьёзен.
— Я никогда тебе этого не скажу.
Эпилог
—
Эва выложила на противень последнее ореховое печенье в форме зайчика и взглянула на лужайку.
«О, Господи…», — тут же зажмурилась, видя, как Лизи несётся на полной скорости по зелёному газону. Девочка пересекала мощёные дорожки и бежала напролом по клумбам с разноцветными петуньями.
«О, Боже! Она когда-нибудь убьётся!» — в свою очередь, подумал Симон, и сразу отбросил поливочный шланг, как только увидел чудо в голубеньком кружевном платьице, летящее к нему на полном ходу, не разбирая дороги. В своей маленькой ручке Лизи сжимала изрядно помятый листок бумаги.
Раскинув руки, он шагнул к ней навстречу и через секунду Лизи влетела в его объятия.
Симон помнил, как несколько дней назад она растянулась на дорожке, ободрав коленки и локти до крови. Следы этого происшествия ещё не сошли с её маленького тельца.
— Что, моя Королева? Я весь в твоём распоряжении, — он погладил тёмные кудри девочки. А Лизи довольно улыбнулась, как всегда, польщённая вниманием к собственной персоне.
— Смотли, сто я налисовала! — она усердно начала разглаживать помятый листик на груди у Симона. — Это мы!
«Мы» были изображены в виде кривых кружочков с непонятными загогулинками.
— Да ты что?! Ну, ты просто настоящий художник! А это кто? — спросил Симон, ткнув пальцем в самый большой кружок.
— Ты сто Симон?! — девочка удивлённо распахнула и без того большие синие глаза, обрамлённые густыми ресницами. — Это Я-Я-Я! — важно протянула она и похлопала себя ручкой по груди, чтобы исключить даже самые малейшие сомнения на этот счёт. Как Симон не догадался сам, было за гранью её понимания.
— Ой, прости, дорогая! Так солнце светит ярко в глаза! Прямо ослепляет — вот я и не досмотрел, — улыбнулся Симон.
Кто бы сомневался, что самый большой кружок она определит для себя.
— Это папа! — она показала пальчиком на ещё один большой кружок, — это мама, ты, Мини, бабуля, дедуля, Билли и ещё дедуля! — она обвела россыпь кружков поменьше вокруг себя и Яна. — Вот!
Она гордо посмотрела сначала на своё творение, потом на Симона, ожидая соответствующих восторгов и похвалы. Симон всё молчал, и Лизи уже обиженно поджала нижнюю губку, собираясь смертельно обидеться на своего друга.
А Симон, тем временем, заметил, что на обратной стороне листа были какие-то расчёты, цифры, коды, а внизу размашистая
— Да, малышка это просто шедевр! — наконец сказал он, поднимая её на руки. — Пойдём-ка к маме, радость моя…
— А сто такое «седевр»? — поинтересовалась девочка.
— Это значит, что твой рисунок очень красивый. Он просто прекрасен, моя принцесса.
— Класивый — это хололсо, — довольно закивала Лизи, и начала складывать свою драгоценную бумажку.
— Эва! Ты, что не можешь дать ребёнку нормальных чистых листов бумаги? — усмехнулся Симон, добравшись до кухни, где в тот момент хозяйничала Эва. — Или так и было задумано, чтобы она тренировалась на документах Яна?
— Лизи, где ты это взяла? — она забрала из рук дочери рисунок и посмотрела на обратную сторону.
— Как где? — Лизи снова сделала круглые глаза и развела ручки. — У папоськи?
Было понятно, что она явно имела в виду рабочий кабинет Яна.
— Что ты там делала? — строго спросила Эва. — Папа тебе запретил там появляться.
— Я гуляла! — она смотрела широко раскрытыми глазёнками, искренне полагая, что если она скажет, что она гуляла, никто не догадается и не упрекнёт её в том, что она обшарила все ящики рабочего стола, в поисках красивой бумажки для рисунка.
— Симон, ты не представляешь! — возмутилась Эва. — Я буквально только что дала ей новую пачку бумаги и несколько ватманов, но она предпочитает рисовать на этом! — Эва потрясла бумажкой и покрутила головой, думая, куда бы ей подальше убрать творчество дочери. — В прошлый раз это были какие-то сметы, а что это за документ, я и понятия не имею! Господи, у неё карандаши в руках только несколько дней как! Что же дальше будет!
Симон засмеялся, звонко чмокнул девочку в розовую щёчку. Устроился на высоком стуле вместе с Лизи и принялся тискать её и щекотать. Лизи вертелась и заливалась смехом у него на руках.
— Это кто так громко смеётся? — услышали они притворно грозный голос.
Лизи тут же забыла про Симона и начала ёрзать, освобождаясь от его объятий. С его помощью она слезала на пол и на своей обычной скорости, то есть сломя голову, понеслась через кухню и гостиную в объятья отца. Он поймал её, подкинул в воздухе, и она заверещала. Потом прижалась к его щеке, обняв за шею.
Симон стащил из вазочки парочку ореховых печений и покинул кухню, выйдя через террасу.
— Колючка, колючка! — запричитала Лизи, гладя Яна по лицу. Он прошёл на кухню.
Эва сунула лист с печеньем в духовку, вытерла руки о бумажное полотенце, и подошла к мужу. Он поцеловал её, обняв за плечи свободной рукой, на пару секунд прижав к себе. Лизи захныкала, что она устала «стоять» и Ян уселся с ней на стул. Эва тут же предъявила Яну творчество дочери. Он только вздохнул и убрал лист бумаги в карман.