Палитра Титана
Шрифт:
Что привлекательного на Нептуне? Ничего, не считая его спутника Тритона!
Я вспомнил, что всегда мечтал там оказаться, даже готов был бросить Лайзу ради прозрачных гейзеров на фоне темно-синего мира где-то на самом краю межпланетной пустоты… Кристи заговорила, и голос ее прозвучал гулко, словно она погрузилась в глубокий сон:
— Они отсылают нас. Они обещают помочь
О чем тебе подумалось, Кристи? Пригрезилась атмосфера планет-гигантов?
— Из атмосферы Юпитера нам трития не добыть, хотя его там полно. — сказала она. — Слишком сильна радиация. Может, когда-нибудь в будущем, но только не сейчас.
Надо же, ты еще веришь в будущее! Потом, думая про тритий, я вспомнил давно забытый проект «Дедал».
— Даже здесь, на Сатурне, пришлось бы как-то преодолевать силу тяготения. А опасность столкновения с обломками в экваториальных кольцах? Зато Нептун…
Газовый гигант с атмосферой низкой плотности, насыщенной необходимым нам тритием. А вокруг него вращается естественный обледенелый спутник — наверное, титанианцы облюбовали его для себя?
Внезапно от Земли отделился пучок ярких искр, чтобы, минуя планеты, устремиться вдаль, к звездам, сияющим все ярче. Пучок искр уменьшался на глазах. В конце концов он сделался неотличим от звездной россыпи.
— Кажется, они имеют в виду созвездие Павлина, — проговорила Кристи. — Никогда не была сильна в мелких созвездиях.
Дельта Павлина? Уж не затерялась ли там планета? Уж не похожа ли она на ту, которой мы лишились?
— Считаешь, у них настолько совершенная технология? — спросил я.
Она посмотрела на меня. Опять эти огромные глаза за матовым, запотевшим щитком.
— Вряд ли. Сплошной лед и холод — какая уж тут технология! Но если объединить усилия с нами, то… Не исключено!
— Кажется, решение все равно приняли за нас, — подытожил я.
Я проснулся в конце ночи, открыл глаза, увидел в темноте синее свечение приборной панели и застыл на краю койки, отбрасывая на стену всклокоченную тень. Кристи умещалась между мной и стеной. Нам было хорошо
Скоро начнется новый день. День, когда мы примем решение, сядем в вездеход, вернемся на базу и расскажем о том, что видели.
И что тогда?
Ничего особенного. Наши фантазии оказались ничуть не лучше, чем старая идея о «бремени белого человека».
Но решение было принято заранее, принято не нами. Нам предстояло всего-навсего исполнить свою роль, зачитать фразы, предназначенные по сценарию.
Свет, камера, мотор! Снято.
Застыв, я чувствовал дыхание Кристи, то мерное, то прерывистое. Спит, наверное. Я попытался вспомнить свои ощущения, когда рядом со мной спала Лайза. Но воспоминания уже покинули меня, как и память обо всем остальном, что было в прошлом.
Я внимал вздохам ветра, завываниям среди холмов, хрусту льда, ломающегося под напором приливных сил глубоко под нашим жалким жилищем.
Кристи вздохнула во сне и прижалась ко мне еще крепче. Наверное, того требовали ее сновидения.
Я вспомнил огоньки, устремляющиеся к звездам, и задумался о новой планете. Мне представилось, что я стою на вершине холма на фоне алого заката. К горизонту клонится чужое солнце — бугристое, в ореоле короны, совсем как на иллюстрации из детской книжки по астрономии.
И совсем как в детской книжке, рядом со мной стоит женщина, на плече которой покровительственно лежит моя рука.
Далеко внизу виднеется край густого леса, деревья с широкими, как у пальм, листьями качаются на теплом ветру. Дальше раскинулось до самого горизонта отливающее золотом море.
Прозрение ли это? Неужели это мы? Или все — несбыточный сон?
Кристи пошевелилась, повернулась, потерлась щекой о мое плечо и прошептала:
— Может быть, все еще получится. После всего, что было.
После всего… Прошли секунды, равные вечности, прежде чем я понял смысл ее слов. Еще одна вечность, равная секундам, — и с моего сердца свалилась тяжесть. Призраки улеглись в могилы, сон уступил место брызжущему золотом утру.