Палочка для Рой
Шрифт:
Секунду спустя всё закончилось. Воспоминание в голове ощущалось… оно поблекло некоторым образом. Оно всё ещё было там, но являлось лишь тенью самого себя. Словно бы за одно мгновение прошло несколько лет, и воспоминание казалось не таким уж важным.
Кто-то, кто знал, что делает, мог изменить чью-либо личность таким образом; убирать травмы, делать так, чтобы другие вещи казались более важными. Там, на Земле Бет, были люди, которые убили бы за возможность делать такое, и оно находилось в руках старика, который использовал его для того, чтобы
Я открыла глаза, и Дамблдор вскинул флакон, поднеся его к свету.
Он что-то сделал, и мгновение спустя скрытый шкафчик в стене неожиданно раскрылся. Выскользнул подиум; на его вершине была металлическая чаша, наполненная водой.
Подойдя к ней, Дамблдор вылил серебристую нить в чашу. Я обнаружила, что подхожу к чаше, хотя и не собиралась.
Изображение моего собственного лица плавало внутри чаши; к счастью, это было моё новое лицо, не прежнее.
— И что же теперь нам следует сделать? — спросила я.
Голос мой был приглушённым. Всё это казалось странно судьбоносным.
— Мы опустим лица в чашу, — сказал Дамблдор.
Я уставилась на него, на мгновение забыв о том, что нужно избегать его глаз. Ожидал ли он на самом деле, что я опущу лицо в ту же чашу, что и он? Очищали ли воду, хоть когда-то, или она использовалась Директором и всеми Директорами до него? Наверняка, она бы испарилась в какой-то момент.
— Это единственный способ, — сказал он мягко.
Вздохнув, я выждала мгновение и затем нагнулась, опустив голову в чашу. Я следила за ним при помощи насекомых, и одна рука находилась на палочке. Я видела, что он также наклонился к чаше, и мгновение спустя расслабилась, когда магия овладела мной.
Меня окружала темнота, но каким-то образом я могла видеть Дамблдора в своём окружении.
— Мне кажется, ты немножко слишком наслаждаешься всем этим, — услышала я голос.
— Мужчина, не наслаждающийся тем, что делает, не мужчина вовсе, — ответил второй голос.
Этот был намного глубже, звучал хрипло. В голосе слышалось глубокое недовольство.
Я нахмурилась. Я не помнила, чтобы они такое говорили, вообще не помнила. Я напряжённо вслушивалась. У первого был тенор, с акцентом, слегка отличающимся от того, к которому я привыкла.
Дамблдор вскинул руку, и всё остановилось. Он нахмурился.
— У первого голоса акцент Западного Мидленда, — сказал он. — У второго йоркширкский акцент.
Я сконфуженно посмотрела на него.
— Полагаю, что как американка, ты не можешь заметить разницу, но представь себе, что ты услышала бы разговор двух мужчин, и один был бы с Юга, а другой из Нью-Йорка. Ты бы смогла отличить их.
— Вы узнали какой-либо из голосов? — спросила я.
Дамблдор покачал головой:
— Боюсь, что за свою карьеру директора я видел сотни учеников, и даже если бы запомнил все их голоса, у взрослых они меняются со временем.
Он вскинул руку, и всё пошло дальше.
— Как-то чересчур просто, — снова услышала я первый
— Потому что книга в Хогвартсе упрятана лучше, чем содержимое ячейки в Гринготтс. Даже наш человек смог только разок мельком глянуть и запомнить несколько имён. А то бы мы вообще всех за этот год зачистили.
В голосе второго звучало сожаление. Теперь, когда я знала, что означают термины, я могла лучше понять, о чём они говорили. Я слушала, пока они проходили через оставшуюся часть беседы. Звук в конце я теперь распознала как аппарацию. Слышала я его не так часто, но он был весьма характерным.
Внезапно, мир вокруг взорвался красками, и мы снова оказались на аллее.
Улица была тусклой, и родители Милли лежали на земле в пяти футах от меня. С этого угла я выглядела маленькой, меньше, чем я на самом деле считала себя. Выглядело всё так, что мы были одеты для вечеринки.
Они не взяли ничего из её сумочки. Это послужило бы явным указанием для полиции, что тут произошло вовсе не ограбление, пошедшее неправильно.
Я медленно встала на ноги, и посмотрела на родителей бесстрастно. Я глазела на свои руки, бормоча.
— Какого чёрта?
Я посмотрела на людей, которые должны были быть моими родителями, и на моем лице не отражалось никаких эмоций. Вместо этого, я подошла к женщине и начала обшаривать её сумочку. Нашла пудреницу с зеркалом и открыла её, уставившись на себя.
Я наблюдала за собой, пробегающейся руками вверх и вниз по телу, осуществляющей быструю проверку, очевидно, в поисках ран. Когда я не нашла ни одной, я зарылась в сумку женщины, перевернула мужчину и забрала его бумажник.
Кровь леденило от того, насколько пустым и безэмоциональным было моё лицо.
— Не та реакция, которую увидишь от большинства девочек вашего возраста на смерть родителей, — пробормотал Дамблдор сбоку от меня.
— У меня был шок, — сказала я.
Мы наблюдали, как я обыскивала их бумажники в поисках денег и сдёргивала кольца с пальцев женщины и серёжки из ушей.
— Я знаю, что это выглядит плохо, — сказала я. — Но я делала то, что требовалось, чтобы выжить.
Вытащив у мужчины ключи, я направилась к улице. Я попробовала несколько машин, прежде чем нашла ту, что нужно, и скользнула на сиденье, которое было с неправильной стороны.
Задрала сиденье вверх, насколько возможно; мои ноги едва достигали педалей. Я завела машину и поехала прочь, немного вихляя.
Видение закончилось, и внезапно я вытаскивала лицо из чаши. Лицо было мокрым, и Дамблдор высушил его взмахом палочки.
Я не собиралась показывать так много из этого воспоминания, как показала. Будет ли Дамблдор теперь из-за этого смотреть на меня иначе?
Глава 33. Наследница
(22)
— Я любила родителей, — сказала я.