Палочка для Рой
Шрифт:
Все пристально смотрели на меня.
Гермионы здесь не было — сражавшихся и не получивших ранений учеников отослали обратно по своим спальням. Здесь были те, кто остался лежать на земле, раненые и наиболее уязвимые.
Моя рука дернулась к палочке, когда я заметила внезапное движение слева. Я не успела её вскинуть и оказалась в крепких объятиях Колина Криви. Он всхлипывал мне в блузку, бормоча что-то, вероятно, благодарности.
Я стояла скованно в его объятиях. Холод или усталость, должно быть, повлияли на скорость моей реакции. Я ощущала себя внезапно
Выражение признательности.
Один из учеников, я не рассмотрела кто, начал хлопать.
Остальные, кто мог, поднялись, и все они тоже захлопали. Под звуки их аплодисментов мне всё стало понятно.
Странное ощущение.
В моей прошлой жизни были такие моменты. Тогда, в школьном кафетерии, когда ученики, создав из себя живой щит, заступились за меня, выступив против всемирно известных героев.
Но в этом мире такое случилось впервые. Здесь было больше неприятия в мой адрес, чем дома; за то, что я грязнокровка, за жестокость, за то, что отличаюсь. Подобная реакция не должна ничего для меня значить — это просто дети, и, казалось бы, что мне их мнение? Но почему-то в горле стоял ком.
Роули, должно быть, ощутил моё беспокойство, потому сказал:
— Выступать за правое дело зачастую означает, что никто этого не замечает или что это никого не волнует. Но затем случаются такие вот моменты... цените их, пока они есть.
Роули подождал, пока стихнут аплодисменты, после чего сделал жест в сторону мадам Помфри.
— Мисс Эберт застудилась во время сражения с дементорами, — сказал Роули. — Оставляю заботу о ней на ваше усмотрение.
— Вы ранены, мисс Эберт? — спросила Помфри, внезапно придвигаясь ко мне. — Я слышала невероятные истории о вас.
Я пожала плечами.
Большинство историй обо мне были невероятными, а некоторые так и вовсе нелепыми. Эта Луна до сих пор считала меня какой-то разновидностью боггарта-мутанта.
— Ничего непоправимого, — ответила я.
Она направила на меня палочку, любому другому волшебнику я бы такого не позволила, по крайней мере без объяснений.
— Небольшое окоченение в мышцах, — сказала она. — Синяки на левой руке и правом колене. Температура тела низкая, поэтому тебя и трясёт.
Помфри сделала несколько пометок на клочке бумаги, который протянула мне. Я взглянула на него, но ничего не поняла, за исключением того, что там присутствовали очертания человеческого тела, немного схожие с тем, что рисуют на мишенях в тире. Она сделала пометки в тех местах, где я предположительно была ранена.
— Немного времени, и со мной всё будет в порядке, — отозвалась я. — Почему бы вам не помочь тем, кто в этом нуждается?
— Ученики шестого и седьмого годов помогают с незначительными растяжениями и ранами, — пояснила она. — А тем, кто эмоционально более стабилен, раздают шоколад. Прилягте, мисс Эберт, и кто-нибудь вскоре к вам подойдет.
Все кровати оказались заняты, так что я уселась на один из стульев для гостей.
Ученики
Такое вот столпотворение вокруг мне не понравилось; посреди всех этих доброжелателей кто-нибудь легко мог проскользнуть и напасть на меня.
— Сдайте назад, — услышала я мужской голос.
Это оказался один из семикурсников, и он проталкивался через остальных.
— Ей нужна помощь, так же, как и любому из вас, так что расступитесь, чёрт вас дери!
Потребовалось некоторое время, но, кажется, все уловили подсказку. Они расступились, оставив вокруг меня три метра пустого пространства.
— Прошу прощения за всё это, — сказал он. — Кажется, все сейчас немного не в себе.
Он вытащил палочку и, глядя на мою бумажку, начал наколдовывать заклинания на те части моего тела, что оказались ранены. Внезапно я ощутила отсутствие боли, которую даже не осознавала.
— Не знаю, что и сказать о тебе, Эберт, — произнес он. — Всё, что я там смог сделать, так это бегать от дементоров, а ты... они словно совсем на тебя не влияли.
— Не следует поддаваться отчаянию, — сказала я некоторое время спустя, осознав, что он ожидает какого-то ответа. Все сбившиеся в кучку вокруг нас тоже его ждали. — Ты преодолеваешь его и побеждаешь.
Я знала, что не всё так просто. Я видела депрессию отца, и в моей жизни бывали моменты, когда депрессия наваливалась так, что было трудно даже двигаться. Но этим детишкам требовалось нечто большее, чем просто представление о том, что борьба с отчаянием являлась длительной и тяжелой задачей. Им требовалось что-то, к чему можно было стремиться.
Мисс Ямада даже как-то спрашивала, не являлось ли мое рискованное нападение на Луна в мою первую ночь в роли героя бессознательной попыткой совершения суицида.
Посмотрев на всех, я сказала:
— У меня есть опыт в подобных делах, и я могу сказать вам только одно.
Все ожидающе уставились на меня.
— Нам придется помогать друг другу, — произнесла я. — В Америке, в магловской армии есть поговорка: своих не бросаем.
Я видела, как ученики опускают взоры. Здесь находились не те, кто пытался бросаться заклинаниями. Здесь находились те, кто бежал, или кто оказался затоптан, или просто упал, потеряв сознание.
— Я не смогу сражаться, — сказала одна из девушек. — Не с дементорами.
— Тогда помоги кому-нибудь другому убежать, — ответила я. — Доберись до двери и увеличь её, чтобы люди смогли через неё пройти.
— Я не настолько храбра, — отозвалась она.
— Не нужно быть храбрым, чтобы помогать людям, — сказала я. — Просто нужно действовать. Подобное будет и дальше происходить в этом мире, теперь ещё больше, чем когда-либо.
С риском для себя помогать людям, даже когда ты боишься, это и было воплощением храбрости. Но я не желала, чтобы у них сложилось мнение, что храбрость — нечто врождённое. Храбрость — результат выбора, совершаемого людьми, дабы преодолеть страх.