Памирские рассказы
Шрифт:
Первой встала Манзура. Я спросил, не требуется ли им наша помощь.
– Нет, спасибо! То, что собрали сегодня, мы оставим сохнуть. Сухие кусты будет легче спускать вниз, – объяснила практичная горянка.
Оливер оставил им плиточку шоколада и бутылку минеральной воды. Шоколад мальчик взял, а воду вернул, указав на металлический чайник рядом с хворостом. Мы попрощались как старые друзья. До вершины оставалось около двухсот метров. Всё это расстояние мы прошли молча. И лишь однажды Оливер обмолвился:
– She is just beautiful (Она просто красавица – англ.)!
Взобравшись на вершину, мы молча постояли на небольшом плато,
Налюбовавшись этой красотой, мы медленно начали спускаться. Когда достигли места, где повстречали Манзуру и Далера, заметили, что они уже были далеко, на другом склоне горы. Они нам помахали руками. Так мы и расстались.
Спуск был тоже нелегким. Уставшие мышцы ног еле нас слушались. Когда мы оказались внизу, уже наступали сумерки. У машины нас ждал лишь Хол Мирзо.
– Молодцы, – тихо произнёс он и пожал нам руки.
Горячий источник освежил нас. Есть не хотелось – лишь пить. Вечерняя погода была довольно прохладной, и мы оделись потеплее, сели в свою «Ниву» и поехали в сторону Хорога по извилистой горной дороге с включёнными фарами. То ли от усталости, то ли под впечатлением от встречи с той девушкой ехали молча.
Лишь изредка тишину нарушал сонный голос Оливера:
– She is just beautiful…
Я то засыпал, то просыпался. Когда засыпал, мне снилась весело смеющаяся Манзура, которая громко говорила: «Зачем мне ваша Москва, зачем ваш ложный мир и ложные ценности! Я счастлива тут, у себя в горах!». И всё это отзывалось громким эхом от заснеженных вершин.
Я окончательно проснулся, когда машину сильно тряхнуло, и в свете фар я заметил памятник старому автомобилю на постаменте и понял, что мы въезжаем в Хорог.
Через месяц Оливер уехал к себе на родину. Некоторое время мы с ним переписывались, и в своих письмах он часто спрашивал меня, не повстречался ли я снова с Манзурой. Я отвечал ему, что нет, не встречал её больше. Она для меня, как и для него, навсегда осталась в той заоблачной стране.
Иногда мне всё это кажется сном, но письма Оливера подтверждают, что это действительно было, ведь не мог нам обоим присниться один и тот же сон.
Я часто бываю на Памире, но никогда и никого не спрашиваю о Манзуре. Пусть всё останется так как есть, словно волшебная встреча. С тех пор каждая снежная вершина напоминает мне Манзуру и кажется, что она и есть её отражение – символ чистоты и непорочности.
21 августа 2009 года
На том берегу Пянджа
В июле и на Памире среди величественных вершин, покрытых вечными снегами, становится немного жарко. И в эти дни мы с моим другом Гулобшо выходим к берегу реки порыбачить. У самого берега, на короткой зелёной травке, даже под солнцепёком тебе кажется, что сидишь в комнате с кондиционером. Прозрачная и холодная вода реки Шарвидодж, протекая через наш кишлак, вливается в реку Пяндж. Её талая вода берёт начало у высоких ледников и совершенно чиста. Мы её употребляем как питьевую. Думаю, мало на свете осталось таких мест, где можно без опаски пить природную воду. Точно такая же горная речка вливается в Пяндж со стороны Афганистана. В том месте, где мы обычно рыбачим, река сужается и на другом
И к той прозрачной речке на афганской стороне почти каждый день приходят за водой.
В первый день нашей рыбалки к берегу подошли мальчик и девочка. Они погоняли ослика, по бокам которого висели два алюминиевых бидона, связанные коричневой верёвкой. Девочке было примерно лет одиннадцать-двенадцать, а мальчику, наверное, лет восемь. Волосы у неё были совершенно русые, заплетённые в две косички. Одета она была в коротенькое, до колена, платьице-курта красного цвета и такого же цвета широкие шалвары, а ноги были босые. На правой руке, на запястье, у неё был широкий, то ли медный, то ли латунный браслет. Мальчик же был одет в традиционную афганскую одежду «пираан-тумбан» (длинная рубашка с вырезами по бокам) и брюки-штаны. Одежонка у него была изношена до такой степени, что трудно было определить её цвет – то ли коричневая, то ли серая. Они остановились у речки и долго нас разглядывали: для них мы – люди из другого мира. У нас тут вдоль реки проложена асфальтовая дорога, и по ней носятся разные машины. В нашем кишлаке есть электричество и даже по ночам горит свет. А у них вместо дорог узенькие тропиночки, а вместо машин ослики да лошадки. По ночам в маленьких оконцах, залепленных грязным целлофаном, горят масляные светильники, да и то лишь у зажиточных.
Мальчик и девочка, понаблюдав за нами, принялись заливать воду в бидоны маленькими деревянными ведёрками. Чтобы поддерживать равновесие ослика, мальчик заливал воду в правый бидон, а девочка в левый.
– У тебя клюёт, у тебя клюёт! – закричал в этот момент Гулобшо.
Я перевёл взгляд на поплавок – его не было видно. Дёрнул удочку и почувствовал приятную тягу. Подняв её над собой, я увидел отчаянно трепыхавшуюся на крючке серебристую плотву чуть больше ладони. О, этот триумфальный миг рыбака! Это неописуемо! Наверное, я сильно дёрнул удочку, так как рыбка высоко взлетела, показалась на фоне синего неба, а затем шлёпнулась на траву у берега.
На том берегу мальчик и девочка от радости по-детски захлопали в ладоши, и в этот момент я решил перебросить улов им.
– Гулобшо, сможешь перекинуть эту рыбку на тот берег? – спросил я друга.
– Попробую, – без лишних слов ответил он. Потом обвалял её в речном песке, чтобы не соскользнула, и лихо забросил на противоположный берег. Рыба шлёпнулась недалеко от девочки, но первым к ней подбежал мальчик.
– Спасибо, – прокричал он, взяв добычу в руки, хотя не было никакой надобности кричать, мы очень хорошо слышали друг друга.
Кругом была полная тишина, иногда нарушавшаяся плеском речной воды о берег.
– Тав ном чай (Как тебя зовут – пам.)? – спросил я мальчика (на том берегу люди говорят на том же диалекте, что и в нашем кишлаке).
– Меня зовут Абдул Ризо, а мою сестру – Садбарг, – добавил он.
Пока мы общались со словоохотливым пареньком, Садбарг в одиночку продолжала поочередно наполнять водой то правый, то левый бидон. Ослик спокойно щипал травку, а Абдул Ризо, во время разговора с нами, наполнил свое деревянное ведерко водой и положил туда рыбку.