Память Древних
Шрифт:
Охрана у пленников, видимо, все же имелась — до Айонаса и Берена довольно быстро донеслись незнакомые мужские голоса. Судя по интонациям, добра пленникам они не сулили. Для одной пленницы во всяком случае точно.
Подобравшись поближе к тюремному блоку, Айонас и Берен затаились. По голосам стражей было четверо, и Диенар доподлинно знал, что эти мужчины от Альфстанны всего в нескольких шагах. Не потому, что видел сквозь стены — помнил конструкцию темниц. Приложив палец к губам, он велел Берену не издавать ни звука. Если их обнаружат, Альфстанну тут же используют как заложника, а им этого не нужно.
Диенар оглянулся, подобрал какой-то камушек, намереваясь
Берен вздохнул, но больше не вмешивался.
Айонас швырнул сколыш от стены вперед себя, в глубину прохода и почти сразу услышал, как возня в основной части блока притихла. Раздалось ожидаемое: «Кто здесь?», а потом и совершенно разумное: «Посмотри, что там». Смотреть, похоже, никто не хотел, поэтому долгое время и не выходил. Наконец, высунулся один человек, которого Айонас встретил толчком в сторону Берена, и тот успел зажать разведчику рот, а август твердой рукой приставил острейшее ледяное лезвие кинжала к горлу парня. Он не стал ничего объяснять, только мотнул головой вбок, в сторону, где за небольшим коридором и открытой дверью ублюдки пытались выволочь Альфстанну наружу. Пленник Диенара и Берена заколебался, хмурясь. Похоже, взвешивал ситуацию. Большим пальцем свободной руки Айонас провел поперек собственного горла, красноречиво объясняя, чем кончится сопротивление: может, Альфстанну они и не спасут, если малой поднимет тревогу, но он же все равно помрет. Какой для него в этом смысл?
Парень кивнул. Чуть поводил головой, мол, как же он крикнет с клинком на шее? Айонас, глядя парню в лицо, пока Берен выкручивал ему руки, приподнял брови и голову: уж исхитрись как-нибудь так, с кинжалом. Парень сглотнул, прочистил горло. Его уже окликнули свои: что там?
— Порядок. Крысы, как обычно. Хотя, кажись, пользуясь случаем, что сегодня здесь мало охраны, тут в углу кто-то навалил кучу! Я иду!
Берен, встретившись взглядом с Диенаром, попытался развернуться с пленником в нужном направлении, но Айонас положил ему поверх плеча тяжелую ладонь и ткнул под нос выставленным указательным пальцем: иди один! Берен кивнул и, пользуясь тем, что кинжал Айонаса еще удерживал в подчинении скрученного паренька, больно заломил ему руки. Тот застонал сквозь зубы, словно ему выбили парочку.
— Что там такое, Джим?!
— Проклятый угол, — выхрипел парень, чувствуя, как проступают слезы в глазах.
Айонас кивнул Берену, тот перехватил повреждённые руки пленника под локтями, как бы набросив их на свою, и скрепив, таким образом, хватом, как засовом. Надолго не хватит — только пока ярость не вытеснит боль, но надолго и не нужно. Освободившейся рукой Берен выудил из-под плаща нож и «подменил» Айонаса под челюстью парня.
Берен прошел внутрь, и Айонас тут же услышал: «Ах, ты ж, сучий потрох!», «Отпусти его!». И Берен отпустил, ударив рукоятью ножа парня по сопатке. Тот вырубился, Берен отшвырнул обмякшее тело в сторону и тут же, сцепившись еще с одним в короткой схватке, убрал и его. Третий встал напротив в боевой стойке, тоже с кинжалом, а четвертый тут же поймал за волосы бездыханную Альфстанну, потянул вверх, пытаясь взодрать её голову
Прежде, чем он закончил, Айонас прицельно бросил свой кинжал так, что тот вонзился солдату в глаз почти на всю длину лезвия. Обидчик Стабальт дернулся раз, другой и упал лицом вперед, роняя августу. Берен воспользовался замешательством оставшегося и решил ситуацию в свою пользу. Айонас сразу же бросился к Альфстанне, выудив по дороге свой кинжал из трупа стражника. Вытер лезвие о плащ и убрал оружие практически бездумно, уже падая на колени рядом с измученной девчонкой. Бережно, как мог он положил её голову себе на колени. Берен, подсевший тоже, увидел, как дрожат у августа пальцы.
— О, Вечный, — выдохнул Айонас, отводя прядь подранных, блеклых волос, на которых на всю длину виска присохла запекшаяся кровь. Глаз с той стороны совсем заплыл. На щеке с правой стороны кто-то пытался чертить какие-то узоры — ножом. Из-за обстановки темницы раны не зарастали, началось заражение. Лицо августы вздулось и было обезображено опухолями, в которых набухал гной.
Её били много, а кормили — очень мало. В худых безвольных руках совсем не осталось сил. Айонас втянул воздух судорожно. У него поджались пальцы на ногах, и сжались в кулак на свободной руке. Он метался между безбрежной жалостью, от которой на глаза наворачивались слезы, и необоримой лютой злостью, из-за которой руки мужчины дрожали еще сильнее.
— Сейчас не время, август, — сказал Берен, доставая из-под плаща крохотный секретер. Такой обычно носили начинающие маги в Цитаделях Тайн, и туда вмещалось всего четыре пузырька, составленных в ряд. Этот дал ему Сеорас с самыми мощными зельями собственного приготовления. Нужно было заставить Альфстанну выпить, и уже это казалось непосильной задачей: она даже дышала с трудом. Вероятно, её пинали и, возможно, повредили легкие.
— Давай, — Айонас протянул руку к Берену. Рассиживаться нет ни времени, ни смысла: бездействие Стабальт не спасет, зато может привести сюда других соглядатаев Молдвинна.
Старым, как мир способом, Айонас влил Альфстанне в рот первое зелье. Он не дышал сам, ожидая, когда Стабальт начнет захлебываться жидкостью и проглотит животворный дар Сеораса. В душе Диенар проклинал все происходящее: о, Вечный, почему, почему, почему?! Почему все их поцелуи какие-то выстраданные, вымученные, такие дурацкие, случающиеся под давлением каких-то низких ситуаций, инициированных семьей Молдвинн?! Ведь он уже давал понять, что хотел бы целовать её совсем иначе. Не ради спектакля или спасения, а ради неё самой! И, увы, все разы она боялась верить ему, потому что «испытывала больше, чем влечение». Задница Создателя! Да как он должен был жить с этим признанием все минувшее время, она подумала?! — разозлился Айонас.
— Тише, август, — недовольно проворчал Берен, видя, как сжались пальцы мужчины на плечах леди.
Зелье действительно было великолепным. Проглотив первую порцию, Альфстанна закашлялась. Когда тем же способом Айонас влил ей в горло остатки пузырька, Стабальт открыла глаза. Она с трудом сфокусировалась на лицах тех, кто пришел помочь.
— Госпожа, — раздался знакомый голос сбоку.
— Б… Бер… — горло не слушалось, хотя раны на голове и у виска начали заживать. Гниющие нарывы лопнули и тут же стали затягиваться. Айонас смотрел на это с равно большим интересом и волнением. С одной стороны, хотелось присвистнуть: вот так сила лорда-магистра Цитадели! А с другой проворчать: «Вечный, пожалуйста, скорее! Почему так долго?! Она уже должна вскочить на ноги и быть самой сильной!».