Память (Книга первая)
Шрифт:
В те годы П. Д. Барановский исследовал, обмерил, зафиксировал в фотографиях, частично отреставрировал или составил проекты восстановления и обновления ряда выдающихся памятников русского зодчества в Угличе, Ростове Великом, Мологе, селе Елизарове Ярославской области, Звенигороде, Архангельском, и все это за весну, лето и несколько зимних месяцев, а осень, до первых заморозков, провел в большой экспедиции по русскому Северу…
Памятники Севера отличались друг от друга выразительными индивидуальными формами, характерными силуэтами, архитектурными деталями, однако неизменное следование самым общим зодческим принципам и строительным приемам говорило о прочной традиции, школе, сложившейся за века. Основными формами памятников были две — крестчатая (четырехугольная)
«Подобие», то есть традиция, отличающая архитектуру русского Севера, зодческая мастеровитость позволяла городским, волостным, епархиальным властям, авторитетным прихожанам как заказчикам и плотникам-зодчим как исполнителям конкретизировать архитектурные замыслы и облекать их в форму проектов-договоров.
У меня давно хранится выписка из договора 1700 года. Она интересна множеством подробностей, говорящих о следовании сложившимся традициям в русском деревянном зодчестве, о том, что рубился этот, как, очевидно, и все другие храмы, по тщательно продуманному проекту-обязательству зодчих — красноречивому свидетельству их профессиональной культуры и мастерства. По этой наемной записи, своеобразному юридическому документу, плотники обязывались срубить основу церкви в «сорок рядов, до повалу (то есть до покрытий); срубить пределы. покручая, по подобию, и на тех пределах поставить на шеях главы, по подобию же и с гребни резными; и, вышед с пределов, срубить четверня (то есть четыре стены), так же по подобию; четверик розвалить по подобию ж (развалить — класть венцы бревен, идя кверху, шире нижних венцов). С розвалу поставить крестовые бочки на четыре лица; на тех бочках поставить пять глав; а под ту большую соборную главу срубить шестерня брусовая в лапу; а те бочки и главы обшить чешуею; а крыть олтари, и пределы, и трапеза, и паперть в два теса скалвами с причелины и с гребнями резными…»
Далеко не все нам в этом старинном документе понятно, в том числе, например, и цена, назначенная за, такую работу, — 38 рублей и харч, но специалист-реставратор, знающий старинные меры и пропорции, и сегодня сможет по этому описанию и «подобиям» составить проект реконструкции памятника. Петр Дмитриевич Барановский считался одним из таких специалистов еще в начале 20-х годов, тогда же поставил вопрос о необходимости сохранения зодческих сокровищ русского Севера и создании в Москве архитектурно-исторического музея под открытым небом. Он уже практически начал создавать такой музей в Болдине под Дорогобужем, перевезя на территорию монастыря шатровый храм XVII века из смоленского села Усвятское. Однако со времени его доклада на заседании ученого совета Центральных государственных реставрационных мастерских прошло семь лет, прежде чем было принято долгожданное решение для Москвы и он приступил к делу.
Кто никогда не побывал в Коломенском, тот не знает Москвы, потому что, подобно Кремлевскому холму, это взгорье над рекой неотделимо от истории, культуры и облика великого города. Здесь была древнейшая стоянка доисторического человека; располагались ближайшие вотчинные села московских великих князей, впервые упомянутые в грамоте 1339 года, сюда возвратился с Куликова поля Дмитрий Донской «и ту нача ждати брата своего князя Владимира», то есть Владимира Серпуховского Донского Храброго. Стоял тут станом Петр Болотников, разыгрывал «потешные» сражения Петр I.
Четыре с половиной века назад стремительно вознесся над крутяком шатровый храм Вознесения — непревзойденный шедевр русского зодчества, неподалеку возвышается изящная Георгиевская колокольня, среди 600-летних дубов стоят оригинальные постройки XVII века — Водовзводная и Часовая надвратная башни, церковь Казанской богоматери, Приказные и Полковничьи палаты, в некотором отдалении с середины XVI века красуется величественная церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи, естественно и гармонично дополняющая неповторимый архитектурный
Храм Вознесения, белоснежную громаду шестидесятидвухметровой высоты, возвел неизвестный зодчий в 1532 году будто бы в честь рождения долгожданного наследника Василия III— Ивана Грозного. «Бе же церковь та велми чюдна высотою и красотою и светлостию, такова не бывала преж сего на Руси». В ней нет традиционных апсид, нет колонн и столбов; она опирается сама на себя, то есть на стены, достигающие трехметровой толщины, с поразительной легкостью устремлена к небу, и когда над нею плывут облака, она будто падает…
Один из давних гостей Москвы, знаменитый французский композитор Гектор Берлиоз, чутко слышавший музыку камня, писал о церкви Вознесения: «Ничто меня так не поразило в жизни, как памятник древнерусского зодчества в селе Коломенском. Многое я видел, многим любовался, многое поражало меня, но время, древнее время России, которое оставило свой памятник в этом селе, было для меня чудом из чудес… Во мне все дрогнуло. Это была таинственная тишина, гармония красоты законченных форм… Я видел стремление ввысь и долго стоял ошеломленный». Спустя сто лет, в наше время, пал на колени пред этим архитектурным уникумом прославленный бразильский архитектор Оскар Нимейер, создатель ультрасовременной Бразилиа… И еще было некогда в Коломенском «осьмое чудо света» — деревянный дворец царя Алексея Михайловича почти что в триста комнат и в три тысячи окон…
— Коломенским памятникам я отдал десять довольно продуктивных лет, начиная с 1927 года…
— Ну, вы и до этого, кажется, не бездельничали…
— В принципе никогда не признавал воскресений, домов отдыха и отпусков.
Работа для него была лучшим отдыхом, и если за отпускное время удавалось, скажем, обмерить или подновить какой-нибудь ценный памятник, он считал, что неостановимость времени побеждена. На Севере, кстати, он побывал еще раз, уже один, выявив множество интересных памятников народного зодчества по Пинеге и Вые — в Малопинежье, Вершине, Суре, Чаколе, Вонге, Кевроле, Чухченеме, Поче и других селах, обмерив наиболее выдающиеся.
— Собирал у селян лестницы и веревки, нанимал какого-нибудь молодого ухватистого парня, лазил с ним иногда по совершенно ветхим шатрам и «бочкам», по сгнившим карнизам. Чтоб зафиксировать все параметры памятника, нужны тысячи замеров…
Сотни папок с обмерами хранятся у него — в низких коридорах и комнатах бывших больничных келий Новодевичьего монастыря. До того как стать директором архитектурно-исторического музея-заповедника в Коломенском, он отреставрировал Голицынские палаты и дворец Троекурова в Охотном ряду — выдающиеся произведения старой московской гражданской архитектуры, Казанский собор на Красной площади, обследовал Андроников монастырь, обнаружив белокаменную кладку XV века. И беспрерывные поездки в дальние и ближние концы России — с фотоаппаратом, миллиметровкой рулеткой и чертежными принадлежностями в багаже: Новгород, Соловецкий монастырь, Александровская слобода, Карелия, Александров-Куштский монастырь на Кубенском озере, Смоленск, боровский Пафнутьев монастырь, Бронницы, Дмитров, Гороховец…
— Предлагали кафедру, но я тогда считал, что лучше спасти один памятник, чем прочесть сто лекций или написать десять книг. И сейчас, когда я, можно сказать, прожил свою жизнь, так же считаю!
Где он брал время для научной и организационной работы? В те же двадцатые годы П. Д. Барановский составил исторические и художественные характеристики пятидесяти крупнейших монастырей в связи с национализацией их строений и владений, собрал обширные «материалы к словарю русских зодчих и строителей до XVIII века», создал в Болдине музей деревянной скульптуры, подготовил специальные доклады и инструкции о применении деревянных связей в русском зодчестве и новых методах укрепления их разрушенных конструкций, о разработанной им методике научного восстановления памятников путем наращивания остатков кирпича и, главное, организовал Коломенский музей-заповедник, став его первым директором…