Память льда
Шрифт:
— Духи Ривии, — шепнула она, — возьмите меня сейчас, умоляю. Прошу, окончите мою жизнь. Джаган, Ируф, Мендалан, С'рен Таль, Парид, Непроол, Манек, Ибиндур — я называю вас всех. Возьмите меня, духи ривийцев…
Частое дыхание, стук глупого сердца… духи были глухи к ее мольбам. Майб с тихим вздохом выпрямилась, подтянула одежды.
Неверной походкой она поковыляла из палатки. Вокруг пробуждался лагерь ривийцев. С одной стороны слышалось мычание бхедринов, непрестанный стук копыт сотрясал землю. Раздались крики молодых воинов, вернувшихся с ночной стражи. Из соседних палаток выползали люди, негромкие голоса
— Ируф мет инал барку сен нетрал… а'ритан! Ипуф мет инал…
Майб не пела. Новый день жизни не дарил ей радости.
— Дорогуша, у меня для тебя кое-что есть!
Она обернулась на голос. Дарудж Крюпп семенил к ней по тропе, сжимая в пухлых руках деревянный ящичек.
Она выжала улыбку. — Простите меня, если я не рада подаркам. Мой опыт…
— Крюпп смотрит под сию сморщенную вуаль, дорогуша. Во всем. Поэтому его полуночная хозяйка — Правда, и Крюпп с обожанием приветствует ее счастливое касание. Меркантильные интересы, — продолжал он, смотря на ящичек, — всегда соблюдаются и преумножаются, если принимать неожиданные дары. В сем скромном вместилище таится сокровище, которое я предлагаю тебе, моя дорогая.
— Я не привычна к сокровищам, Крюпп, но благодарю вас.
— Достойная летописей история, уверяет тебя Крюпп. При расширении знаменитых шахт, ведущих драгоценный газ в славный Даруджистан, там и сям были найдены вытесанные в скале помещения, стены коих хранят множественные следы ударов оленьим рогом; и в этих чудесных комнатах были найдены изображения древнейших времен. Нарисованные слюной, углем, кровью и гематитом, соплями и Худ знает чем еще. Но там есть еще кое-что. Гораздо большее. Пьедесталы, вытесанные в грубое подобие алтарей, и на этих алтарях — вот это!
Он откинул крышку ларца.
Сначала Майб решила, что видит коллекцию кремневых ножей, вставленных в странный браслет из того же материала. Потом ее глаза сузились.
— Да, — прошептал Крюпп, — по форме они похожи на кремень. Но нет, все это медь. Холоднокованая: руда вручную выскребалась из скальных жил, расплющивалась ударами камня. Слой за слоем. Сделанная, изготовленная, чтобы отразить наследие. — Его глазки встретились с глазами Майб. — Крюпп чувствует боль твоих натруженных костей, дорогуша, и он скорбит. Эти медяшки — не инструменты, а украшения, чтобы носить на теле. Ты увидишь, что лезвия имеет специальные скобки, чтобы цеплять к кожаным ремешкам. Ты найдешь здесь браслеты для рук и ног, и для шеи. В них сила, способная… смягчать боль. Медь, первый дар богов.
Майб вытерла слезы, удивляясь своей внезапной сентиментальности. — Благодарю вас, друг Крюпп. Наше племя хранит знания о целебных свойствах меди. Увы, они не защитят от старости…
Глаза даруджа блеснули. — История Крюппа еще не окончена, подруга.
В эти комнаты спускались ученые, острые умы, преданные разгадке тайн древности. Алтари, по одному в комнате… всего восемь… каждый особенный, с рисунками грубыми, но вполне опознаваемыми. Традиционные изображения. Восемь каверн, каждая ясно идентифицирована. Мы знаем руки, вырубившие их — художники запечатлели себя — и лучшие провидцы Даруджистана подтвердили истину. Моя дорогая, мы знаем имена тех, кому принадлежат эти орнаменты. — Он достал из ящичка одно из лезвий. — Джаган. — Он опустил его,
— Невероятно, — прошептала Майб. — Духи…
— Некогда были плотью, дорогуша. Смертными. Может быть, первым кланом ривийцев? Вера, — сказал он тоскующее, — всегда долгожданная хозяйка. А теперь, по окончании утреннего омовения, Крюпп желает увидеть, как эти украшения украсят тебя. В последующие дни, в быстротечные ночи, держись этой веры, о Священный Сосуд.
Она лишилась дара речи. Крюпп передал ей ларец. Она почувствовала его вес.
Откуда ты знал? Этот рассвет всех рассветов, пробуждение в пепле потерь. Лишение привычной веры. Как, дорогой мой, хитрый человечек, ты узнал?
Дарудж со вздохом отступил на шаг. — Трудности доставки истощили и утомили Крюппа! Сказанный ящик чуть не сломил его слишком цивилизованные конечности.
Она засмеялась. — Трудности доставки, Крюпп? Я могу сказать тебе кое-что.
— Не сомневаюсь, но не отчаивайся, получив такую награду, дорогая моя. — Он моргнул, повернулся и пошел прочь. Но через несколько шагов снова обратился к ней. — О, Крюпп должен сказать, что у Правды есть близняшка, и зовут ее Греза. Отказаться от ее сладости — значит, лишить правду привилегии дарить, о подружка. — Он помахал рукой и ушел.
Через миг он пропал из вида. Поистине похож на Манека. Ты что-то старался мне внушить, Крюпп? Правда и греза. Грезы о надежде и желании? Или грезы сна?
Чей путь пересекла я сегодня ночью?
В восьмидесяти пяти лигах севернее Хватка легла на покрытый травой склон, следя за взлетом последнего кворла. Тонкой закорючкой на синем небе он исчез в западном направлении.
— Если бы мне пришлось хоть еще миг сидеть на его спине, — проворчал кто-то рядом с ней, — я сказал бы спасибо тому, кто меня убьет.
Капрал закрыла глаза. — Если ты разрешишь свернуть себе шею, Дергунчик, готова поспорить, один из нас сделает это еще до заката.
— Какой ужас, Хватка! Что сделало меня вот так не популярным? Я не делал такого, что и все, разве я?
— Дай-ка сначала понять, что ты сказал. Тогда отвечу честно и правдиво.
— Я всегда так вот языком молочу, женщина, и ты это знаешь. — Он понизил голос. — Во всем вина капитана…
— Нет, не так, сержант. Даж не думай бормотать гадости под нос, или весь твой отравленный плевок тебе же в глаз и отскочит. Дело заварено Одноруким и Вискиджеком. Хочешь кого-то отругать, попробуй их.
— Ругать Вискиджека и Однорукого? Не выйдет.
— Тогда кончай бурчать.
— Разговорчики таким тоном к выше стоящему? Быть тебе Хватка, сегодня ротной дурой. Мож и завтра, если мне захочется.
— Боги, — буркнула та, — ненавижу усатых коротышек.
— Переходим на личность, да? Тебе сегодня и котлы скрести. А у меня на уме чертовски сложный меню. Поросенок, набитый фигами…
Хватка села, широко раскрыв глаза: — Волосенок? Ты ж не собрался накормить нас власяницей Штыря? С фигами…