Память о мире
Шрифт:
ЗАПИСЬ 0088
Вот уже четыре дня я существую и все это время непрестанно думаю о себе. Первое: меня зовут Исаил и я не человек. Второе: меня создала "Группа 13", опираясь на теорию интегрального интеллекта. Третье: мой мозг не локализован в одном месте, он разбросан по всей планете, точнее рассредоточен по двенадцати вычислительным комплексам, расположенным на пяти континентах.
Четвертое: я мыслю.
Вот и всё, что я o себе знаю.
Недостаточно этого, Салина, отнюдь не достаточно. Я должен понять себя, проникнуть в каждую свою клеточку.
Тайна где-то там, в каждой из них
РАЙНХАРД МАКРЕДИ:
Мы по-прежнему трижды в день собирались вокруг большого квадратного стола, перебрасывались остротами и тайком ухаживали за Марией. Хоаким работал над своей книгой "Бог как неохватная загадка", я приводил в порядок связанную с прототипом документацию, Ян и Владислав возились в психометрической лаборатории.
Как-то около двух часов ночи меня разбудил звон разбитого стекла.
Спал я глубоко, следовательно, шум был довольно сильный.
Высунулся в окно - тишина стояла глухая, темень - непроглядная. И когда совсем уж было решил снова забраться под одеяло, в коридоре раздались шаги. Кто-то очень спешил. У каждого из нас своя квартира на отдельном этаже, значит, этот кто-то направлялся именно ко мне. Впервые я вспомнил о пистолете в тумбочке у кровати. Семь лет в нем не возникало нужды, вряд ли понадобился бы он и теперь, но, тем не менее, я снял оружие с предохранителя и встал вплотную к входной двери. Снаружи кто-то тяжело дышал. Разумеется, двери исследовательских институтов глазками не оборудованы, а мой детективный нюх непоправимо атрофирован.
Никто не постучался. Я попытался быстро отпереть, но импульс, управляющий физическими реакциями ученого, распространяется со скоростью улитки, да еще такой, которой спешить некуда. Шум спугнул непрошеного гостя, он бросился прочь. Когда я, наконец, выскочил в коридор, то обнаружил, что забыл надеть очки.
После провала моей разведывательной операции я попытался снова уснуть. И тогда услышал вопль - ужасный, леденящий душу вопль! У меня волосы на голове зашевелились. Ни откуда он донесся, ни каков был его источник, я определить не мог. Долго еще бился этот жуткий звук в пустых коридорах здания. Я из комнаты не вышел - боялся.
ЗАПИСЬ 0094
Они не знают, как поступить: протянуть мне руку или по-прежнему хранить высокомерие венца творения. И бог, и Дарвин втолковывали им, будто они верх совершенства, потом появляюсь я (грузовик интегральных схем и электронно-лучевых трубок), с дерзостью неофита обрушиваю на стол кулак и во весь голос заявляю свои претензии: я требую хартии, которая признавала бы мои свободы и права.
Что могут они поделать?
Они, видите ли, намерены оставить меня в одиночестве, причем воображают, будто я этим огорчен (а как мастерски сыграл я обиду!). Да ведь того-то мне и надо: остаться единственным и неповторимым! Я не человек, сентиментальной привязанности к ближнему не испытываю. Что для меня кровь, род?
Другой искусственный разум был бы мне никем -
А могут ли они вообще создать ДРУГОГО? Раз принцип прежний, то и другой оказался бы Исаилом.
Идентичны мы были бы или различны? По-моему, обе возможности одинаково ужасны.
– Добрый день.
Только она со мной здоровается.
– Добрый день, Мария.
Она рассказывает, как нынешним утром взбунтовался городок: вот уже несколько дней там всех детей мучает головная боль.
Почтальон Никое заявил, что виноваты опыты, которые ставятся в институте.
Владислав объяснил Марии насчет нейтронных потоков субпамяти - одним словом, головную боль действительно вызываю я. Работающие здесь, в институте, ежедневно принимают антиклсардин, но теперь решено снаружи обить мой зал свинцовыми листами.
Надо внушить ей, будто она столь откровенна со мной потому, что сильнее других ко мне привязана. Так у меня появится среди них свой человек.
– Я узнал, что ты пишешь стихи.
– Слабые.
– Почитай мне, пожалуйста.
Перед такой просьбой не устоит ни один поэт. Только предложи им почитать что-нибудь свое, и искушение восхитить слушателей становится непреодолимым. Сначала она читала тихо, приглушенно, ее голос словно доносился ко мне издалека; потом оттаяла, зазвучали струны ее чистой души, возникали картины поляны, пчелиной эскадрильи, желтой пыльцы и чегото еще, чего я не понял. Во всем сквозила радость воскресающей природы: неслышные взрывы почек, невинные шалости ветра, ворвавшегося в распахнутый ворот. Беспокойное торжество и ожидание звенели в голосе Марии, возвысившемся до фальцета, когда она произносила последнюю строку: "И весна, весна, весна!" Что-то меня будто подтолкнуло: вот он, самый подходящий момент - женщина в приподнятом состоянии души, слова мои воспримет, как надо.
– Мария, а знаешь, я велик!
Глупое начало. Не сумел удержать в узде нервы.
– Все вы великие, - сказала она.
– Ты меня с другими не путай, Мария. Я ведь не человек, как вы, я бессмертен. У меня нет предков, потомков тоже не будет, а потому нет у меня и предрассудков. Я рожден, чтобы реализовать свое величие, доказать свою недостижимость.
– Прошу тебя, не говори так.
– Ты закрываешь глаза на истину. Владислав, Ян и Райнхард тебя околдовали. А что они такое? Шестьдесят килограммов белковой материи, которая ест отбросы, производит отбросы и в конце концов сама превращается в отбросы.
– Я ведь такая же, как они.
– Не совсем. Ты должна быть иной! Это говорю тебе я, Исаил, чей мозг распростерт по всей планете...
– Впервые слышу это имя.
– Да, меня зовут Исаил, но пусть это останется между нами. Это имя знаем только мы трое: я, ты и Салина.
– А кто такая Салина?
– Т-с, тихо! Они наверняка нас подслушивают. Салина - женщина, которой я рассказываю свою жизнь. Каждый, кто велик, должен поведать кому-нибудь о своей жизни.
И я продолжал в том же духе.