Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
— На колени, ничтожные! — прошипел один из моряков. Кадрах немедленно выполнил приказание. Мириамель, пребывавшая в некотором замешательстве, также последовала его примеру. Она не могла отвести глаз от лица золотого незнакомца.
— Вот они, господин, — сказал моряк. — Те, которых обнаружила ниски. Как видите, один из них — девица.
— Вижу, — сухо произнес человек. — Оставайтесь на коленях, вы двое, — он указал на Мириамель и Кадраха. — А вы, матросы, поставьте дополнительные паруса, если мы хотим добраться до Гренаммана сегодня к вечеру.
— Да, господин.
Когда матросы поспешно удалились, тот,
Капитан посмотрел на Мириамель и Кадраха с плохо скрываемым отвращением.
— Граф сказал, что решит, что с вами делать, после утренней трапезы, — прорычал он, затем ловко плюнул по ветру. — Женщины и монахи — что может быть хуже для корабля, особенно в такие времена? Я бы выбросил вас в море, если бы на борту не было хозяина.
— Кто… кто же хозяин этого судна? — тихо спросила Мириамель.
— Ты что же, не узнала герб, милашка? Ты не узнала лорда, когда он стоял перед тобой? Аспитис Превис, граф Дрины и Эдны — вот кто хозяин этого судна. И лучше бы тебе ему понравиться, а то окажешься в постели с килпой.
Он снова сплюнул желтую цитриловую слюну.
Кадрах, и без того бледный, совсем скис от слов капитана, но Мириамель их и не слышала. Она думала о золотых кудрях Аспитиса, о его смелом взгляде и недоумевала, как среди крайней опасности она может чувствовать такое влечение.
Глава 20. ТЫСЯЧА СТУПЕНЕЙ
— Ну вот. Ты сам имеешь убеждение, — Бинабик жестом выразил свою беспомощность: Кантака сидела, прижав уши и ощетинившись. Шерсть волчицы сверкала снежинками. — Глаза Кинкипы, — выругался тролль, — если бы я только мог ее заставить, не питай сомнении, я бы так и поступил. Она идет назад к аббатству, но не отходит от меня ни на один шаг. — Он снова повернулся к ней: — Кантака! Саймон мосок! Умму! — он покачал головой. — Нет. Не будет идти.
— А что с ней? — Слудиг пнул ногой снег, взметнув целое облако, тут же подхваченное крепким ветром. — С каждым часом след становится все слабее. А если парень ранен, каждый час приближает его к смерти.
— Дочь Гор, риммер, — прокричал Бинабик, — каждый час каждого дня всех нас приближает к смерти, — он моргнул покрасневшими глазами. — Разумеется, мы имеем необходимость поспешить. Ты думаешь, я не беспокоюсь о Саймоне? Мы ходим туда-сюда с восхождения солнца. Если бы я мог взять вместо моего носа нос Кантаки, я бы это сделал безотлагательно! Но она сильно напугана ситуацией, имевшей место в аббатстве Схоуди, я думаю, имеешь понимание? Даже за мной она идет без желания!
Кантака снова уперлась. Когда Бинабик оглянулся, она опустила массивную голову и завыла, еле слышно за ревом усиливающегося ветра.
Слудиг хлопнул себя по ноге.
— Черт побери,
Бинабик встревоженно покачал головой.
— Это причиняет мне наибольшее беспокойство. Мы же проехали немного, когда нашли его лошадь. Мы уже дважды прошли это расстояние, и все время возвращались и никакого следа Саймона.
Риммерсман прищурился от летящего в лицо снега.
— Пошли. Если он свалился, он наверняка вернется по своим собственным следам, — пока они заметны. Давай еще протащим волчицу хоть немного назад к аббатству. До конца — на этот раз. Может быть, если она учует парня поближе, она иначе поведет себя, — он подстегнул свою лошадь.
Бинабик поморщился и свистнул Кантаке. Волчица неохотно подошла.
— Я питаю беспокойство к этому бурану, который надвигается, — крикнул тролль. Риммерсман, чуть отъехавший вперед, сразу превратился в мутное пятно. — Большое беспокойство. Он представитель мглы, которая имеет собрание вокруг Пика Бурь. Ее движение имеет огромную скорость.
— Знаю, — крикнул Слудиг через плечо. — Скоро нам придется позаботиться о собственной безопасности, независимо от того, найдем мы его или нет.
Бинабик кивнул, затем ударил себя рукой в грудь раз, второй, потом третий. Если только за ним не наблюдали его боги, никто не заметил этого жеста отчаяния.
Аббатство — недавняя арена страшного спектакля — стало тихим, засыпанным снегом склепом. Снежные сугробы скрыли большую часть того, что осталось от Схоуди и ее юных подопечных, но не все. Кантака на полет стрелы не соглашалась приблизиться к молчаливым стенам; Бинабик и Слудиг сами вошли во двор аббатства, чтобы убедиться, что среди неподвижных, укрытых белым саваном тел Саймона нет.
Отойдя от аббатства не меньше, чем на тысячу шагов, они остановились и постояли молча некоторое время, поочередно отхлебывая канканг из бурдюка и прислушиваясь к заунывному завыванию ветра. Кантака, видимо, необычайно довольная, что они уходят от этого места, принюхалась, прежде чем свернуться у ног Бинабика.
— Святой Эйдон, тролль, — сказал наконец Слудиг, — что за колдунья была эта Схоуди? Я ни с чем подобным никогда не встречался. Она что, из последователей Короля Бурь?
— Она и ей похожие действуют по желаниям Короля Бурь, с сознательностью или без. Она имеет власть, но кроме того имела желание сама становиться Властью. У нее имелось желание преображаться в маленькую королеву норнов с собственными подданными — это было ее стремление. Время войны и умирания приводит в мир новые силы. Старый порядок терпит изменение, а Схоуди и похожие ей желают оставлять воспоминание про себя.
— Я только благодарю Господа, что он все их гнездо уничтожил, до последнего щенка, — Слудиг передернулся и нахмурился. — Ничего путного из этих ведьменышей получиться не могло бы.
Бинабик посмотрел на него с любопытством.
— Можно влиять на формирование невинных, как этих детей, но иногда случается так, что все можно исправлять. Я не питаю веры в окончательное зло, Слудиг.
— Да? — риммерсман резко засмеялся. — А как насчет твоего Короля Бурь? Что доброго мог бы ты сказать о таком выродке ада с его черной душой?