Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
— Я не могу забраться в седло, — пробормотал он огорченно.
— Тогда немножко иди, — посоветовал Бинабик. — С медленностью. Ситки и я будем оказывать тебе сопровождение.
С Кантакой во главе они медленно побрели к скале, окрашенной розоватым светом заходящего солнца. Сгущающийся туман повис над замерзшим озером, и вороны прыгали от тела к телу, суетясь, как маленькие черные демоны.
— О Боже, — сказал Саймон. — Я хочу домой.
Бинабик только покачал головой.
10
ФАКЕЛЫ В ГРЯЗИ
— Стой! — Кадрах почти шептал, но напряжение в его голосе было нетрудно уловить. — Остановитесь.
Изгримнур опустил
— В чем дело, парень? — раздраженно спросил он. — Мы оговорили все уже дюжину раз, а теперь пора двигаться.
На корме лодки древний Камарис ощупывал длинное копье, которое Изгримнур сделал из прочного болотного камыша. Оно получилось тонким и легким, и герцог натачивал его на камне до тех пор, пока копье не стало острым, как кинжал убийцы. Старый рыцарь, как обычно, казалось, не обращал никакого внимания на разговор своих товарищей. Он поднял копье и медленно сделал ложный выпад, скользнув заточенным концом по мутной воде.
Кадрах глубоко и прерывисто вздохнул. Мириамель подумала, что он выглядит так, как будто вот-вот заплачет.
— Я не могу идти.
— Не можешь! — Изгримнур почти кричал. — Что ты хочешь сказать? Это ты уговорил нас дождаться утра и только тогда идти в гнездо. Чего тебе еще нужно?!
Монах в отчаянии покачал головой, не в силах встретить взгляд герцога.
— Всю ночь я пытался себя успокоить. Все утро я читал молитвы — это я-то! — Он повернулся к Мириамели, пытаясь изобразить иронию. — Я! Но все равно это не в моих силах. Я трус, и я не могу идти в это… место.
Мириамель протянула руку и тронула его за плечо.
— Даже чтобы спасти Тиамака? — Ее рука бережно сжала плечо монаха, словно он внезапно превратился в драгоценный хрустальный сосуд. — И, как ты сам говорил, даже чтобы спасти самих себя? Потому что без помощи Тиамака нам никогда не выбраться отсюда.
Кадрах закрыл лицо руками. Мириамель почувствовала, как нечто похожее на прежнюю неприязнь. Что за спектакль разыгрывает монах? Что теперь у него на уме?
— Спаси меня Бог, леди, — простонал он. — Но я не могу спуститься в эту дыру к этим тварям. Я не могу! — Он конвульсивно содрогнулся, и движение это выглядело таким непроизвольным, что Мириамель на секунду поверила в искренность монаха. — Я давно уже потерял право называться мужчиной, — пробормотал Кадрах сквозь стиснутые пальцы. — Я даже не боюсь за свою жизнь, поверьте мне. Но-я-не-могу-идти!
Изгримнур возмущенно фыркнул:
— Ну, будь ты проклят, это конец! Мне надо было проломить тебе череп при первой же встрече, как я и собирался. — Герцог повернулся к Мириамели. — Зря я тебя послушался. — Он перевел презрительный взгляд на Кадраха. — Похититель детей, пьяница и трус!
— Да, вам нужно было убить меня, как только представился случай, — бесцветным голосом согласился Кадрах. — Но лучше уж вы сделаете это прямо сейчас, чем я соглашусь войти в это грязное гнездо. Я не пойду туда.
— Но почему, Кадрах? — спросила Мириамель. — Скажи почему?
Он посмотрел на нее. Ввалившиеся глаза и обожженное солнцем лицо, казалось, молили о поддержке, но мрачная улыбка показывала, что он не ждет ее.
— Я просто не могу, леди. Это… это напоминает мне место, где я был прежде. — Монах снова содрогнулся.
— Какое место? — настаивала она, но Кадрах не отвечал.
— Эйдон на святом древе! — выругался Изгримнур. — Так что мы теперь будем делать?
Мириамель смотрела на колышущийся тростник, который закрывал от них гнездо гантов в нескольких сотнях футов вверх по течению. От илистого берега шел терпкий запах
До вчерашнего вечера она даже не могла придумать никакого сносного плана.
Была большая вероятность, что Тиамак уже мертв, что делало особенно трудным принятие любого решения. Никто не говорил этого прямо, но все чувствовали, что, вполне возможно, лучше было бы отправиться дальше и надеяться на скорое выздоровление вранна, которого они вытащили из лодки Тиамака. Если же он все-таки умрет, они могли бы найти какого-нибудь другого жителя болот, который помог бы им вырваться из Вранна. Никому не хотелось покидать Тиамака, но страшно было подумать, во что может вылиться попытка выяснить, жив он или нет, и спасти, если жив.
Тем не менее когда Изгримнур сказал наконец, что оставить Тиамака без помощи было бы не по-эйдонитски, Мириамель испытала сильное облегчение. Она не хотела уходить, даже не попытавшись спасти вранна, хотя одна мысль о гнезде гантов внушала ей непреодолимый ужас. Принцесса напомнила себе, что видела и более ужасные вещи за несколько последних месяцев. Но как она сможет уважать себя, зная, что оставила маленького застенчивого ученого на съедение этим щелкающим чудовищам?
Кадрах — который, судя по всему, боялся гнезда даже больше, чем остальные, — изо всех сил уговаривал своих спутников подождать до утра. Его доводы казались разумными: мало смысла пускаться в такое рискованное предприятие, не составив четкого плана действий, и еще меньше смысла в том, чтобы делать это после наступления темноты. Кадрах сказал, что им и без того понадобится не только оружие, но и факелы, потому что никто не может знать, какие темные переходы скрываются под грудами грязи и веток. С ним все согласились, и решение было принято.
Они нашли шелестящие заросли зеленого тростника у края протоки и разбили около них лагерь. Место было илистое и сырое, но зато оно находилось достаточно далеко от гнезда, что само по себе было неплохой рекомендацией. Изгримнур взял Квалнир и нарезал огромную охапку тростника. Они с Кадрахом обожгли его, чтобы стебли затвердели, а потом принялись обрабатывать их. Из некоторых были сделаны короткие заточенные копья, другие Изгримнур расщеплял, а в щель вставлял тяжелый камень, который потом привязывал тонкими лианами, чтобы получилась дубинка. Герцог очень жаловался на отсутствие хорошего дерева и веревки, но Мириамель одобрила результаты их работы. Гораздо спокойнее будет войти в гнездо даже с таким примитивным оружием, чем с пустыми руками. Наконец, они пожертвовали частью одежды, которую Мириамель принесла из деревни, разорвав ее на куски, которыми принцесса туго обмотала оставшиеся стебли. Потом она растерла несколько листьев дерева, которое Тиамак называл масличной пальмой, намочила в их соке тряпку и поднесла ее к костру. Мириамель обнаружила, что сок держит огонь, хотя и не так хорошо, как настоящее ламповое масло, а запах гари был ужасно едким и противным. Все-таки благодаря ему факелы будут гореть дольше, а она чувствовала, что у них будет каждая секунда на счету. Она собрала еще листьев и до тех пор втирала крошево в тряпки, пока пальцы не покрылись соком настолько, что стали слипаться.
Когда ночное небо наконец стало светлеть, Изгримнур разбудил своих спутников. Они решили оставить раненого вранна в лагере — не было смысла подвергать его новой опасности, поскольку он и так казался чуть не до смерти изголодавшимся и измученным. Если они уцелеют после попытки освободить Тиамака, то всегда смогут вернуться за ним; если же нет — у него будет возможность выкарабкаться самому.
Изгримнур вытащил из воды шест и очистил его конец от налипшего ила.
— Итак, что мы будем делать? От монаха никакой пользы.