Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
— Я хотел бы похоронить наших мертвых на этой горе. — Джошуа махнул рукой, обведя ею травянистую вершину Сесуадры. — Ты знаешь ситхи лучше всех или, по крайней мере, ближе всех, потому что Бинабик и Джулой главным образом читали о них. Как ты думаешь, это будет позволено? Ведь это место ситхи.
Саймон немного подумал.
— Позволено? Я не могу себе представить, что ситхи станут протестовать, если вы это имеете в виду. — Он кисло улыбнулся. — Они пальцем не шевельнули, чтобы защитить Сесуадру, так что я не думаю, что они пришлют
Некоторое время они шли молча. Саймон обдумывал свою мысль, прежде чем заговорить.
— Нет, я не думаю, что они будут возражать, хотя я никогда не посмел бы говорить от их имени, — добавил он поспешно. — В конце концов Джирики похоронил своего родственника Аннаи вместе с Гримриком там, на Урмсхейме. — Дни, проведенные на Драконьей горе, казались сейчас такими далекими, как будто там был вовсе не он, а какой-то другой Саймон, его дальний родственник. Он напряг мускулы на болезненно не гнущейся руке и вздохнул. — Но, как я уже сказал, я не могу говорить за ситхи. Сколько времени я был с ними — месяцы? Но я никогда даже не надеялся понять их.
Джошуа с интересом посмотрел на него:
— Каково это было, жить с ними, Саймон? И что это за город — Джао… Джао…
— Джао э-Тинукай. — Саймон немного гордился легкостью, с которой эти необычные звуки слетали с его языка. — Я бы хотел уметь объяснить это. Это все равно что попробовать объяснить сон — вы можете рассказать, что происходило, но вам не удастся передать свои ощущения. Ситхи древний народ, ваше высочество, очень, очень древний, но если посмотреть на них, то они молодые, здоровые и… красивые. — Он вспомнил сестру Джирики Адиту, ее прекрасные, яркие, хищные глаза, ее улыбку, полную тайного веселья. — Они имеют полное право ненавидеть людей — по крайней мере, я так думаю, — но вместо этого они, кажется, озадачены. Как мы чувствовали бы себя, если бы овцы вдруг обрели могущество и выгнали нас из наших городов?
Джошуа засмеялся:
— Овцы, Саймон? Ты хочешь сказать, что императоры Наббана и Фингил из Риммергарда… и мой отец, если уж на то пошло, были безобидными лохматыми созданиями?
Саймон покачал головой:
— Нет, я просто хочу сказать, что мы не такие, как ситхи. Они понимают нас не больше, чем мы их. Джирики и его бабушка Амерасу, может быть, не такие чужие нам, как некоторые другие, — они действительно обращались со мной с большой добротой и пониманием, — но остальные ситхи… — Он остановился в затруднении. — Я не знаю, как это можно объяснить.
Джошуа добродушно посмотрел на него:
— На что был похож город?
— Я уже пробовал описать его, когда вернулся. Я говорил тогда, что он похож на огромный корабль и на радугу перед водопадом. Как это ни грустно, я и сейчас не могу сказать ничего более умного. Он весь сделан из ткани, натянутой между деревьями, но при этом выглядит прочнее всех городов, которые я когда-либо видел. И похоже, что его в любой момент можно сложить
— Я думаю, ты очень хорошо объяснил, Саймон. — Тонкое лицо принца было задумчивым. — Ах, как бы я хотел когда-нибудь действительно узнать ситхи! Я не могу понять, что заставляло моего отца так сильно бояться и ненавидеть их. Какими бесценными знаниями они, наверное, обладают!
Они дошли до входа в пещеру, перегороженного временной решеткой из толстых, грубо выпиленных балок. Стоявший рядом стражник — один из тритингов Хотвига — отставил в сторону кувшин с углями, над которым он грел руки, и поднял решетку, чтобы пропустить их.
Еще несколько стражников — примерно равное количество тритингов и эркинландеров Фреозеля — стояли внутри. Они равно почтительно приветствовали обоих — и принца, и Саймона — к большому смущению последнего. Из глубины пещеры появился Фреозель, растирающий озябшие руки.
— Ваше высочество… и сир Сеоман, — сказал он, склоняя голову. — Я думаю, время пришло. Они начинают беспокоиться. Если мы протянем еще немного, это может плохо кончиться, если вы простите мне, что я так говорю.
— Я вполне доверяю твоему суждению, Фреозель, — сказал Джошуа. — Отведи меня к ним.
Внутренняя часть пещеры, находившаяся за поворотом каменного коридора и, таким образом, скрытая от солнца, при помощи тех же грубых балок была разделена на две камеры.
— Они орут друг на друга через пещеру. — Фреозель улыбнулся, обнаружив отсутствие нескольких зубов. — Ругаются, похоже. Спать друг другу по ночам не дают. Делают за нас нашу работу, вот что.
Джошуа кивнул, направляясь к левой камере, потом повернулся к Саймону.
— Ничего не говори, — сказал он твердо. — Только слушай.
В темной пещере, едва освещенной факелами, Саймон сначала с трудом разглядел ее обитателей. В воздухе стоял резкий запах давно не мытых тел — Саймон думал, что на такие мелочи он уже никогда не будет обращать внимание.
— Я хочу говорить с вашим капитаном, — крикнул Джошуа.
Где-то в тени произошло быстрое движение, потом к решетке подошел человек в оборванной зеленой форме эркингарда.
— Это я, ваше высочество, — сказал он.
Джошуа оглядел его:
— Селдвин? Это ты?
В голосе человека явственно слышалось замешательство:
— Я, принц Джошуа.
— Что ж, — Джошуа, казалось, был потрясен, — я и представить себе не мог, что когда-нибудь встречу тебя в таком месте!
— Так ведь и я тоже, ваше высочество! Никогда не думал, что пошлют сражаться против вас, сир. Это позор…
Фреозель быстро вышел вперед.
— Да не слушайте вы его, ваше высочество! — усмехнулся он. — Он и его дружки-убийцы все что угодно скажут, чтобы спасти свои шкуры. — Он с такой силой ударил кулаком по решетке, что дерево задрожало. — Мы не забыли, что вы сделали с Фальширом.