Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
Изгримнур, как еще раз убедилась Мириамель, был не просто грубым солдатом.
На третью ночь в Луговых Тритингах, когда все четверо сидели у костра, придвинувшись как можно ближе, потому что дров в степи было мало и для хорошего огня их не хватало, Мириамель наконец отважилась спросить у Тиамака о содержимом его сумки.
Вранн был так смущен, что едва мог поднять на нее глаза.
— Это ужасно, леди. Я мало что помню, но лихорадка заставила меня думать, что Кадрах хочет меня обокрасть.
— А почему тебе
Подумав, Тиамак вытащил из сумки завернутый в листья пакет и содрал обертку.
— Это произошло, когда вы заговорили с монахом о книге Ниссеса, — застенчиво объяснил он. — Теперь я понимаю, что в этом не было ничего страшного, тем более что и Моргенс писал что-то о Ниссесе в последнем послании, — но тогда разум мой был затуманен лихорадкой и я думал только, что мое сокровище в опасности.
Он передал пергамент принцессе, и она развернула его. Изгримнур подвинулся ближе и заглянул через плечо Мириамели. Камарис, пребывающий в обычной рассеянности, глядел в пустоту ночи.
— Песня какая-то, — сварливо проговорил Изгримнур, как будто пергамент обманул его ожидания.
— «…Мужа, что видит, хоть слеп…» — прочитала вслух Мириамель. — Что это значит?
— Я и сам не знаю, — признался Тиамак. — Но смотрите, подпись «Ниссес». Я думаю, это листок из его утерянной книги «Ду Сварденвирд».
Мириамель внезапно ахнула:
— Это же та самая книга, которую Кадрах распродал по страничке! — Она почувствовала, как что-то сжалось у нее в животе. — Книга, которую мечтал раздобыть Прейратс! Откуда это у тебя?
— Я купил это в Кванитупуле почти год назад. Листочек в груде обрывков. Торговец не мог знать, сколько это стоит, да почти наверняка и вовсе не просматривал то, что купил как кучу сорных бумаг.
— Я не думаю, что Кадрах действительно знал, что эта страничка у вас, — сказала Мириамель. — Но, пресвятая Элисия, как странно! Может быть, это одна из тех страниц, которые он продал?
— Он продавал страницы из книги Ниссеса? — спросил Тиамак. Оскорбленное недоверие в его голосе смешивалось с любопытством. — Как это могло случиться?!
— Кадрах говорил мне, что был страшно беден и впал в отчаяние. — Она подумала, стоит ли рассказывать остальную часть истории монаха, и решила, что предварительно это надо тщательно обдумать. Они могут не понять его поведения. Несмотря на его бегство, она все равно испытывала желание защитить Кадраха от презрения тех, кто не знал его так же хорошо, как она. — У него тогда было другое имя, — сказала она, словно это могло служить оправданием. — Его звали Падреик.
— Падреик? — Теперь и Тиамак был потрясен. — Но я знаю это имя! Его упоминал доктор Моргенс.
— Да, он дружил с Моргенсом. Это странная история.
Изгримнур фыркнул, но теперь его голос звучал несколько виновато:
— Да, действительно странная история.
Мириамель поспешила сменить тему:
— Может быть, Джошуа поймет, что означают эти стихи?
Изгримнур покачал головой:
— Я
— Но это может оказаться важным! — Тиамак искоса посмотрел на герцога. — Доктор Моргенс в последнем письме писал, что, по его мнению, пришли времена, о которых говорил Ниссес. Моргенс был человеком, которому было известно многое, недоступное другим.
Изгримнур заворчал и отодвинулся назад, к своему месту у костра.
— Это выше моего понимания, гораздо выше.
Мириамель наблюдала за Камарисом, который спокойно и уверенно вглядывался в темноту, как сова, готовая в любой момент сорваться с ветки.
— Теперь на каждом шагу тайны, — сказала она. — Правда, будет хорошо, когда все снова станет просто?
Наступила пауза, потом Изгримнур застенчиво засмеялся:
— Я забыл, что монаха нет. Я все ждал, что он скажет: «Ничего уже не будет простым, принцесса» или что-нибудь в этом роде.
Мириамель принужденно улыбнулась:
— Да, так он и сказал бы. — Она протянула руки к огню. — Именно так он и сказал бы.
Шли дни, а они все ехали на север. Слой снега на земле становился все толще; ветер превратился в опасного врага. По мере того как позади оставались последние лиги Луговых Тритингов, Мириамель и ее спутники все больше и больше впадали в уныние.
— Трудно вообразить, чтобы Джошуа и остальным хоть немного везло в такую погоду. — Изгримнур почти кричал, чтобы перекрыть вой ветра. — Все гораздо хуже, чем в то время, когда я отбывал на юг.
— Если они живы, этого будет достаточно, — сказала Мириамель. — Это уже начало.
— Но, принцесса, на самом деле мы даже не знаем, где их искать! — Герцог почти извинялся. — Ни один из дошедших до меня слухов не говорил больше того, что Джошуа находится где-то в Верхних Тритингах. Впереди еще лиги степей, куда более заселенных и цивилизованных, чем эти. — Широкой рукой он обвел мрачные заснеженные пространства. — Мы можем искать их месяцами!
— Мы найдем Джошуа, — твердо сказала принцесса, и в душе она чувствовала почти такую же уверенность, как та, что звучала в ее голосе. То, через что они прошли, то, что она узнала, должно было иметь какой-то смысл! — В Тритингах живут люди, — добавила она. — Если Джошуа и его друзья обосновались где-то поблизости, тритинги должны знать об этом.
Изгримнур фыркнул:
— Тритинги! Мириамель, я знаю их лучше, чем ты можешь предположить. Это совсем не то, что обитатели городов. Во-первых, они не остаются подолгу в одном месте, так что мы можем и вовсе не найти их. Кроме того, немного будет радости, если и найдем. Это же варвары! С тем же успехом они могут оторвать нам головы.
— Я знаю, что ты сражался с тритингами, — ответила Мириамель. — Но это было давным-давно. К тому же у нас нет выбора, по крайней мере я его не вижу. Я думаю, лучше будет принимать решение, когда мы столкнемся с этим вплотную.