Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
Саймон сказал несколько слов из молитвы Элисии, которые смог вспомнить, и повис на рычаге. Тот едва сдвинулся с места, но рама, державшая колесо, заскрипела. Инч посмотрел вверх, огляделся и медленно повернулся к Саймону своим единственным глазом.
— Кухонный мальчик… ты…
Саймон нажал еще раз, оторвав ноги от земли и всем своим весом давя на рычаг. Он кричал от боли, вцепившись в скользкое дерево. Рама снова заскрипела; потом со скрежещущим визгом рычаг упал, колесо задрожало и с громким плеском рухнуло в шлюз.
Инч попытался нырнуть, чтобы отплыть в сторону, но исчез под огромными лопастями.
Какое-то мгновение в
— Доктор! — Он брызгал слюной и размахивал кулаком. — Нельзя убить меня! Только не доктора Инча!
Он сделал все, что мог. Инч шагнул вперед, потом упал. Саймон смотрел на него, ошеломленный. Мир совсем сошел с ума.
Тело Инча поднялось из воды. Только когда весь он оказался на поверхности, Саймон увидел, что широкий пояс надсмотрщика зацепился за лопасть колеса.
Водяное колесо поволокло Инча наверх. Великан мычал в ярости, что его одолевает нечто большее, чем он сам. Инч извивался на конце лопасти, чтобы освободиться, тянулся назад, пытаясь ударить по дереву кулаком. Когда колесо вынесло его на верхнюю точку своего вращения, он схватился рукой за одну из огромных цепей, уходивших под потолок, и полез наверх, скрываясь в темноте. Огромные руки Инча цеплялись за скользкие звенья. Он держался крепко. Когда цепи пошли вверх, Инч вытянулся, потом пряжка его ремня лопнула. Руками и ногами он уцепился за тяжелую цепь. Теперь Инч не был связан, и в его гулком реве появились нотки триумфа — по мере того как цепи несли его выше и выше. Он рванулся в сторону, чтобы упасть в воду подальше от колеса, но падал недолго: он задел цепь, опрокинулся, потом его нога скользнула в одно из промасленных звеньев, и он оказался подвешенным вниз головой. Надсмотрщик бился, пытаясь подтянуться, чтобы освободить ногу. Завывая и плюясь, он до крови ободрал руки, но так и не смог подняться. Цепь уносила его наверх, в темноту. Крики Инча становились слабее по мере того, как его тащило выше. Потом ужасный вопль эхом разнесся по пещере, отвратительный гортанный крик, в котором не было ничего человеческого. Колесо содрогнулось и остановилось, слегка покачиваясь из стороны в сторону, когда течение толкало остановившиеся лопасти. Потом оно завертелось снова, преодолевая сопротивление тяжелого скрежещущего механизма, вращавшего башню Прейратса. Темные капли упали вниз, потом что-то рухнуло в воду.
Саймон тупо смотрел некоторое время. Его тошнило, но в животе все равно ничего не было.
Кто-то похлопывал его по голове:
— Беги, парень, если есть куда. Красный священник быстро явится. Его башня уже довольно долго не вертится.
Саймон прищурился, потому что черные точки танцевали у него в глазах. Он пытался понять, что происходит.
— Стенхельм, — прохрипел он, — пойдем с нами.
— Не могу. От меня ничего не осталось. — Стенхельм показал на свой подбородок и скрюченные пальцы. — Мы заставим остальных молчать. Скажем, что у Инча маленькая неприятность. Солдаты короля ничего нам не сделают, мы им нужны. А ты давай беги. Тебе здесь не место.
— Никому здесь не место, — задыхался Саймон. — Я вернусь за тобой.
— Меня не будет. — Стенхельм отвернулся. — Давай беги.
Саймон с трудом поднялся и заковылял к шлюзу. Боль пронзала
Саймон нагнулся и подергал Гутвульфа за плечо. Остатки силы Мегвин быстро таяли.
— Гутвульф! Ты можешь встать?
Граф молотил руками по каменному полу.
— Где это? Боже, помоги мне, где это? — Слепой закашлялся и выплюнул фонтан воды. — Не могу идти! Не могу идти без… — Он перевернулся, с трудом встал на четвереньки и стал шарить около шлюза.
— Что ты делаешь?
— Не могу оставить его. Я умру. Не могу оставить его. — Внезапно граф закричал от радости: — Здесь!
— Милость Эйдона, Гутвульф. Прейратс может прийти в любой момент.
Гутвульф сделал несколько спотыкающихся шагов и поднял что-то казавшееся желтой полоской отраженного света факела.
— Нельзя было приносить его сюда! — бормотал он. — Но мне нужно было что-то, чтобы перерезать веревки. Они все хотят отобрать его…
Саймон смотрел на длинное лезвие. Даже в темноте литейной он не мог не узнать его. Это было бессмысленно и неправдоподобно: перед ним был меч, который они искали.
— Сверкающий Гвоздь, — пробормотал он.
Слепой внезапно поднял свободную руку:
— Где ты?
Саймон подошел ближе. Каждый шаг был полон мучительной боли.
— Я здесь. Мы должны идти. Как ты попал сюда? Как ты пришел в это место?
— Помоги мне. — Гутвульф протянул руку. Саймон взял ее.
— Как нам отсюда выйти?
— Через воду. Там, где вода уходит вниз. — Он захромал вдоль края шлюза. Рабочие литейной расступились, чтобы дать им пройти. На лицах людей был испуг и интерес.
— Вы свободны! — проскрипел Саймон. — Свободны!
Они смотрели на него так, будто Саймон говорил на непонятном им языке.
Мы должны помочь им. Мы должны вывести их отсюда. Но как они могут освободиться, если не идут за нами?
У Саймона больше не было сил. Рядом с ним Гутвульф бормотал что-то про себя, шаркая ногами, как древний хромой старик.
Пенясь, вода убегала вниз, сквозь трещину в стене пещеры. Пока Гутвульф ощупывал камень, Саймон на мгновение решил, что слепой потерял последние остатки разума: один раз им удалось избежать гибели, но теперь уж их точно смоет вниз, во тьму. Но по краю русла шла узенькая дорожка, которую Саймон никогда бы не нашел в темноте. Гутвульф, которому свет был не нужен, шел вниз, ведя рукой по стене, а Саймон пытался одновременно помогать слепому и сохранять равновесие. Они шли вниз, от слабого далекого света факелов в темноту. Вода шумно бурлила рядом с ними.
Тьма была такой полной, что Саймон с трудом вспоминал, кто он и что делает. Фрагменты того, что показывала ему Лилит, всплывали в его памяти. Цвета и картины сливались в водовороте, поблескивая, как радужная пленка по краям лужи. Дракон, король с книгой, испуганный человек, вглядывающийся в призрачные лица в темноте… Что это все значило? Саймон не хотел больше думать, он хотел спать… спать…
Рев воды стал совсем громким. Внезапно Саймон очнулся от своих туманных мыслей, полных неразберихи и боли, и обнаружил, что раскачивается слишком сильно и может упасть. Он схватился за потрескавшуюся стену расщелины и выпрямился.