Памятники Византийской литературы IX-XV веков
Шрифт:
«Был у одного царя сын, за которого он сосватал дочь другого царя, и была та девица красоты несказанной. Отец невесты обратился к отцу молодого человека с таким требованием:
«Пришли ты ко мне моего будущего зятя; свадьбу я сыграю у себя, а потом, если твой сын захочет, пусть берет свою жену и оба пусть едут к тебе».
Тогда отец жениха сказал своему сыну, чтобы он немедленно ехал к своему будущему тестю. А у того царя был мудрый советник, и повелел ему
В пути царевич и мудрец двигались впереди, а сопровождавший их народ поотстал. Ехали они ехали, и начала их томить жажда, а когда отправились они на поиски воды, то попался им какой–то ручей. Ручей же этот имел такое свойство, что если из него пил мужчина, он сейчас же превращался в женщину. Премудрый царский советник и раньше знал об этом свойстве ручья, но царевичу не только ничего не открыл об этом, но еще сказал ему:
«Подожди ты меня около этого ручья, пока я один ненадолго отлучусь, узнать, по верной ли мы идем дороге».
Оставил он там царевича, а сам вернулся к его отцу и принес царю печальную весть о сыне, им самим придуманную:
«Горе, царь! Сына твоего съел лев». Юноша же все это время поджидал у ручья коварного советника своего отца. А потом, когда жажда стала его мучить все сильней и сильней, он встал и напился из ручья. И сейчас же, получив женские свойства, превратился он в молодую девицу.
Растерялся царевич и не знал, что ему делать. Тут подошел к нему какой–то садовник и спросил:
«Откуда ты, чей ты сын, и кто тебя сюда привел?»
Юноша ответил:
«Я сын одного царя, и шел я по велению своего отца к некоему другому царю, чтобы там справить свою свадьбу, но, идя впереди сопровождавшего меня народа, я слишком далеко отошел от него, и пришлось мне блуждать одному. Стала меня мучить жажда, и вот я набрел на этот ручей; а как только я выпил из него воды, то — как видишь — сделался женщиной».
Выслушав слова юноши, пожалел тот человек, что случилась с ним такая беда, и говорит ему:
«Я согласен стать женщиной вместо тебя и останусь женщиной на четыре месяца, пока ты не женишься и не покончишь таким образом со своими свадебными делами. Но только ты поклянись мне, что по истечении четырех месяцев ты опять придешь сюда ко мне».
Дал клятву царевич тому садовнику, что придет к нему опять, что бы ни случилось. Сию же минуту садовник сделался женщиной и показал царевичу правильную дорогу, куда ему надо было идти.
Прошло после этого четыре месяца. Вспомнил царский сын о своем обещании, данном с клятвой, и пришел он к садовнику, который все еще продолжал быть женщиной. Видит царский сын по округленному животу садовника, что тот — как и свойственно это было его женской природе — забеременел.
Воспользовавшись удобным поводом, говорит царевич:
«Как же я теперь обращусь в женщину вместо тебя? Ведь когда ты меня нашел у ручья в женском виде, я был девицей, а ты теперь забеременел!»
Так они спорили друг с другом, но убедительностью своих доводов верх взял царский сын, и радостно вернулся он с женой к своему отцу–царю и рассказал ему, что он претерпел в пути от его мудреца, или вернее сказать от злого советника. А царь, распалившись гневом на
И опять царь, подпав под влияние таких слов, отдает приказание усечь мечом своего сына.
«Жили были муж с женой. Вот задумал муж отправиться в некое путешествие, и при отъезде из дома потребовал он от жены клятвенное обещание, да и сам точно так же условился с ней, что будут нерушимо хранить они взаимную любовь и вплоть до возвращения мужа к жене блюсти супружескую верность. И тогда же муж объявил жене, что вернется через столько–то дней.
Через некоторое время, когда протекло условленное число дней разлуки, выглянула жена на улицу в надежде увидеть возвращающегося мужа. Тут увидел ее какой–то молодой человек и, воспылав к ней страстью, повел с ней разговор о более близком знакомстве. Она же об этом и слышать вовсе не хотела.
Тогда юноша, раненный в самое сердце любовью, пошел к одной старой женщине, жившей где–то неподалеку от предмета его страсти, и говорит ей:
«Увидел я твою соседку, выглянувшую так неожиданно на улицу, и, охваченный непреодолимой любовью к ней, потребовал удовлетворить мою страсть, но не встретил никакого сочувствия, несмотря на все мои уговоры. Сильно разгневалась она даже за мои слова. Так вот, если ты уговоришь ее, то чего бы ты ни пожелала, проси, и я дам тебе».
А старуха, услыхав такие слова, ответила:
«Красавицу твою я тебе достану, и она послушает тебя».
Сказав так, принялась она сейчас же за дело и подстроила все весьма хитро.
Принесла она муки, развела водой, замесила тесто, а потом посыпала туда перцу и приготовила из этого месива хлеб. Взяла она этот хлеб и пошла к молодой женщине, захватив с собой и бывшую у нее собаку. Собака шла сзади вплоть до самого дома молодой женщины. Подойдя к дому, бросила старуха своей собаке кусок этого хлеба. Как только собака съела хлеб, у нее сейчас же от перца глаза наполнились слезами, но ни на шаг не отставала она от старухи, а слезы так и лились из ее глаз.
Вошла старуха к молодой женщине, возбудившей столь пылкую страсть в юноше, а та, как увидала, что из глаз собаки слезы ручьем текут, и спросила:
«Отчего это собака так плачет?»
Прослезилась и старуха и ответила:
«Горе мне! Ведь эта собака была когда–то моей дочерью. Влюбился в нее один юноша и всячески добивался ее взаимности, она же наотрез ему отказала. Пал духом юноша и, вне себя от горя, проклял ее. В ту же минуту дочь моя превратилась в собаку. Вот эта самая плачущая собака, которую ты видишь, и есть моя дочь. И всякий раз, как я выхожу из дому, она с горькими слезами идет за мной».