Памятное лето Сережки Зотова
Шрифт:
– Ага. Прямо в один момент теплеет.
– Я тебе дам свою баклажку. Чего уставился? У меня знаешь какая баклажка? Алюминиевая. В два слоя обшита шинельным сукном.
– И приврал: Офицерская. Ясно? Вода в ней почти не греется, всю смену ледяной остается.
– А ты как же?
– Что я? Обойдусь как-нибудь. На сенокосилке можно и теплой выпить, работа - не бей лежачего. Вот скидывать с лобогрейки - другой сорт. Взопреешь, загорится внутри, хлебнешь глоток холодного - и лады. Только ты смотри и Павлу Ивановичу давай пить. Словом, на двоих вам.
...Во время обеденного перерыва
Перед отъездом она отозвала Павла Ивановича в сторону:
– Мне показалось, что вы вроде сильнее прихрамывать начали. Смотрите не наделайте беды.
– Не беспокойтесь, со мной - ничего особенного, - заверил Павел Иванович.
– Немного ноет нога. Она у меня как барометр, перемену погоды предсказывает.
– Ну, а работается как? Лошади как будто хорошо ходят.
– Вчера немного не клеилось, а сегодня все идет нормально. Меня Зотов порадовал. До обеда работал на скидке ровно столько, сколько и я; правда, видно, устал, но настроение приподнятое. Стал веселый, жизнерадостный, даже петь пытался. Словом, мальчишка впервые отличился и почувствовал, что он не хуже других. После обеда не пущу на скидку, дам передышку.
Семибратова распрощалась со всеми, пожелала дальнейших успехов, села в свой древний тарантас и уехала.
Стан быстро опустел. Если бы не веселый шум у пруда, где купались школьники, не равномерное жужжание наждачного точила, на котором Петр Александрович Дьячков оттачивал косы для лобогреек, да не звенящий стук молотка о стальную пластинку - бабку, где Лукьян Кондратьевич отбивал притупившиеся ручные косы, полдень здесь был бы совершенно беззвучен.
В эту пору знойного южноуральского дня, когда солнце стоит почти над головой, все живое прячется в тень. Птица сидит под кустом, опустив крылья и приоткрыв клюв, бабочка прицепилась к тыльной стороне листа подорожника и кажется неподвижной, сверчки забились в щели и не подают никаких признаков жизни. Освеженная ночной прохладой и умытая утренней росой, трава, весело тянувшаяся навстречу первым лучам солнца, сейчас сникла, поблекла и клонится к земле. Далекие степные холмы, утром щеголявшие веселым бирюзовым нарядом, сейчас кажутся мутновато-серыми.
Проводив Семибратову, Павел Иванович хотел было пойти к пруду посмотреть, как купаются ребята, но из-за ноющей боли в ноге переменил решение и, слегка опираясь на вилы, направился к ближайшему стогу. Воздух и в тени был накаленным, и Павел Иванович с наслаждением растянулся на отдававшей прохладой земле. От стога тянуло сладковатым запахом свежего сена; полевые цветы хотя уже и высохли, но еще не потеряли аромата.
Павел Иванович лежал, закрыв глаза, и думал о том, что вот здесь, в бесконечной степи, где незнакомому легко заблудиться, сейчас так тихо, как в сказочном сонном царстве, и трудно поверить, что в это же время далеко на западе идет небывалая война. А ведь не так
На стане раздался удар в рельс, и Павел Иванович заторопился.
Когда он подходил к стану, копнильщики и женщины с ручными косами на плечах во главе с Лукьяном Кондратьевичем уже направились к месту работы. Ребята запрягали. Лошади же Павла Ивановича мирно жевали под навесом. Павел Иванович глянул сюда, глянул туда - Сергея не видно.
– Где ваш напарник?
– спросил Петр Александрович Дьячков.
– Все погонщики разобрали лошадей, а ваш не идет.
Павел Иванович пожал плечами.
С кнутом в руках мимо пробежал быстрый Володя Селедцов.
– Селедцов, ты не видел Зотова?
– окликнул Павел Иванович.
– Видел. Купались вместе. А меня он еще плавать учил.
– Сюда вы не вместе шли?
– Нет. А что, разве его нет?
– Не видно.
– Ребята!
– закричал Володя.
– Кто знает, где Зотов? Павел Иванович ищет.
Никто из ребят не видел Сергея возвращающимся с пруда. Все уверяли, на стан он не приходил.
Павел Иванович забеспокоился.
– Не утонул ли он?
– смущенно спросил Костя Жадов.
– Чего выдумываешь, - возмутился Володя Селедцов.
– Пруд-то неглубокий, в нем и захочешь, да не утонешь. А Зотов к тому же и плавает как рыба.
– Ребята, - крикнул Петр Александрович Дьячков, - а вы не заметили, Зотов в одежде шел купаться?
– А как же, - ответил Ваня Пырьев, - и в брюках, и в майке, он возле меня раздевался.
– Если человек купается да утонет, на берегу одежда его остается. А мы не посмотрели да сразу давай искать утопленника. Пырьев, вы в каком месте раздевались?
– Вон там, - показал Ваня Пырьев, - возле кустов щавельника!
Павел Иванович и Петр Александрович подошли к щавельнику и, убедившись, что здесь никакой одежды нет, пошли вдоль пруда. Потом перебрались на другую его сторону, обшарили все кусты, но одежды Сергея не обнаружили.
– Дело тут такое, - в раздумье поглаживая усы, сказал Петр Александрович, - он, должно, спит где-нибудь в копне, а возможно, ударился домой. Только вроде как и уходить человеку не с чего. Скорее всего, заснул. Мы поищем здесь, а вы все на работу!
– приказал он ребятам.
Сергея поискали у копен, у ближайших стогов сена и, не найдя, сошлись на том, что он, должно быть, двинулся в поселок. Просто решил наведаться, побывать дома... Но почему тайком?
Тане не верилось, что он мог уйти из бригады вот так... А все же на стане его нет!.. Где он? Но ведь где-то он есть? Все это очень странно... А что, если Сергей пошел за Шариком? Может ли быть такое? Вполне! Он очень расстроился, когда узнал о своем друге. Конечно, так оно и есть. Но зачем убегать? Зачем вся эта никому не нужная таинственность? Или боялся, что не отпустят? Интересно, отпустил бы Павел Иванович или нет? Вот потому, наверное, Сергей и ушел тайком, что не был уверен. Нехорошо, ой как нехорошо получилось! И всегда у этого Сергея бывает не так, как у людей...