Памятные встречи

Мариковский Павел Иустинович

Ночь была тихой, холодной, яркие звезды светились на небе, отражаясь в воде. Едва слышно переговаривались между собой утки, где-то на дальнем конце озера раздавались приглушенные крики журавлей. Утро выдалось ясным, чистым, и далеко за горами в воздухе, просветленном дождями, показались снежные вершины далеких хребтов и над ними острая, как пирамида, вершина горы Хан-Тенгри.

Пробудились журавли и потянулись друг за другом вереницами куда-то далеко в горы. Поднялась стая атаек, пеганок, покружилась в воздухе и, будто завершив утреннюю разминку, расселась по голым берегам. Птицы застыли шеренгами,

заснули.

Солнце быстро разогрело землю, озеро застыло, отражая окружающие его горы. И тогда наступил какой-то удивительно умиротворяющий покой. Озеро в разноцветных берегах, глядящие в него горы, белые кучевые облака над ними замерли в глубокой тишине, и будто остановилось время.

Да, этот чудесный уголок природы давно следовало бы сделать заповедником или памятником природы, а также, возможно, построить здесь здравницу для лечения недугов человека.

Агама

Жаркое ослепительное солнце повисло над пустыней. От горячей земли струится воздух и колышет миражи на далеком горизонте. Все живое спряталось, сгинуло в этом царстве зноя и сухости. Замерли кустики саксаула, гребенщика и селитрянки, не шелохнется и не вздрогнет на них ни одна веточка. Но по разогретой земле носятся тенями муравьи-бегунки, да где-то вдали кричат кобылки-савиньи.

Далеко впереди мелькнула зеленая полоска тугаев. Скорее бы добраться до реки, вскипятить чаю, напиться вдоволь, спрятаться в тени деревьев. Но в это время из-под ног выскочила большая ящерица-агама и на забавных ходульных ногах помчалась искать спасительную тень. Вот куст гребенщика и под ним норы, нарытые грызунами. Сейчас юркнет в одну из них и скроется. Но ящерица резко повернула назад, вскочила на ком земли, стала боком и, вытянувшись кверху, стала усиленно дергать вверх и вниз головой. Странные поклоны ящерицы совсем меня озадачили, но руки сами собой вскинули фоторужье и пальцы стали вращать кольцо наводки на резкость.

Ящерица оказалась непугливой, но ей не сиделось на одном месте. Перестала кланяться, перескочила на бугорок, повернулась ко мне передом и стала теперь по очереди зажмуривать то один, то другой глаз. А потом чешуя на ее горле посинела, стала отсвечивать фиолетовым блеском, затем бордово-красный цвет вытеснил все и, пробежав по телу, исчез.

Что за странная ящерица! Для чего ей понадобилось менять окраску? Может быть, ради устрашения врагов? Ведь все необычное пугает. А поклоны и зажмуренные глаза? Тоже для чего-то.

В пустыне агаму можно часто увидеть на вершинах кустов. Здесь она сидит подолгу. Один из зоологов решил, что там ящерица спасается от жары. В действительности жара ей нипочем. А на вершины кустов забираются самцы, охраняют свой охотничий участок, высматривают самок.

Как-то в жаркой и безлюдной пустыне мы неожиданно наткнулись на скважину, проделанную, судя по всему, гидрологами. Огляделись. Всюду валялись разные железки, куски брезента и резины, длинная, метров в десять, железная труба.

Жара. Стоять на земле нелегко, жжет ноги через подошвы. Пошли к скважине — толстой трубе, торчавшей из земли и закрытой заглушкой, в надежде пополнить запасы воды. Собака помчалась за нами, но возвратилась, спряталась под машину — обожгла о горячую землю лапки.

Здесь

я неожиданно и заметил агаму. Она уселась на железной трубе, уставилась на нас немигающими глазами. Мне ноги печет жаркая земля через ботинки, а ей и на железе хорошо. Подхожу к трубе. Агама, следуя своей неизменной привычке, несколько раз поклонилась, потом спрыгнула с трубы, метнулась к кусту. Прикоснулся рукой к трубе, едва не обжегся. Наверное, градусов около восьмидесяти. Вот так агама, вот так дитя пустыни!

Следы на бархане

От неожиданной апрельской жары в пустыне проснулись ящерицы и замелькали от куста к кусту, исписали все барханы следами. В пустынях много разных ящериц. Я брожу по песку и поглядываю на следы. Тут, кроме ящеричных, много всяких других. Наследили жуки, тушканчики, песчанки, хорьки. А вот и типичный змеиный след — гладкая извилистая дорожка-ложбинка. Что-то очень много таких следов. Не может быть такого! Пригляделся внимательно и увидел по бокам ямки от крохотных ножек. Выходит, обманулся. Не змеиные это следы — ящерицы ползали по-особенному, по-весеннему, прочеркивая животиками песок и оставляя следы. Их надо понимать, как приглашение к свиданию. Никогда я прежде такого не видел.

Вспомнилось: во время гона ранней весной ласки, хорьки и куницы, прыгая по снегу, нарочно припадают к нему брюшком, прочеркивая ложбинку. Такие следы охотники-промысловики называют «ползунками».

Вижу я и ящерицу, самую забавную, ушастую круглоголовку. Она заметила меня, остановилась, прижалась к песку и стала выделывать хвостиком уморительные фокусы. Закрутит его колечком, раскрутит, энергично и сильно потрясет кончиком и снова закрутит аккуратной спиралькой. Когда я протянул к ящерице сачок, она неожиданно раскрыла рот, оттопырила в стороны кожные складки на голове и ощерила большую, красную и даже немного страшную пасть.

Присел в стороне от ящерицы, отдыхаю. Ей же надоело фиглярничать, помчалась по бархану, но не как всегда, а прижимаясь животиком к песку и оставляя следы, подобные змеиным. Подтвердила мою догадку.

Ушастая круглоголовка — забавное создание. Попробуйте ее напугать, и она быстро раскроет свою поддельную пасть. Невольно отшатнешься и подумаешь: «Чего доброго, укусит!»

Убедившись, что ее преследуют, она быстро, несколькими боковыми движениями потонет в песке, оставив на месте своего погружения едва заметный узор.

К подобному приему прибегают многие жители песчаной пустыни. Зарываются в песок удавчик, один вид небольшого паучка, песчаная кобылочка.

Удивительно симпатична другая ящерка — такырная круглоголовка. Вот она выскочила из-под ног, отбежала на несколько метров и остановилась, замерла, растворилась на фоне пустыни, стала неразличимой в своей удивительной обманчивой покровительственной окраске. Будто надела сказочную шапку-невидимку.

Поймать эту ящеричку легко. В руках она обычно тотчас же успокаивается, лежит тихо, будто безропотно повинуясь своей судьбе. Но это не мешает ей при случае обмануть бдительность, внезапно спрыгнуть с руки и броситься наутек. Она очень хорошо переносит неволю, легко становится ручной, но ест плохо и постепенно хиреет.