Пандемия

Ермаков Евгений Сергеевич

Щербака, облаченного в мешковину, которую Димка разыскал в квартире старика, несли Антон с Димкой на самодельных носилках. Через каждые пять минут они останавливались передохнуть. Ставили носилки на землю, утирали испарину, молча и понуро глядя на скорбный груз, прощаясь со Щербаком навсегда.

На Димке не было лица. Он был командиром отряда, и отлично знал, что ждет его по возвращении. Потерял одного человека, плюс поврежден БРДМ. Да, языка они взяли, но это было слабым утешением. Похоже, операция провалилось.

Вышли они к пристани незадолго до восьми. Катера еще не было. Впрочем, посмотреть здесь было на что. Комфортабельный причал, отгороженный сеткой от набережной и собственно,

города, незадолго до эпидемии был отремонтирован, бетонное покрытие подлатали. На причале все еще стоял, приткнувшись к понтону, роскошный пятипалубный лайнер "Александр Невский", бывший когда-то гордостью Северного Пароходства .

Мощной белой стеной он возвышался выше крыш домов, видный за много километров. Восемь дизелей, четыре мощные турбины, корты, прогулочные палубы, солярии, два бассейна, казино и многое другое, предназначавшееся прежде всего для иностранных туристов. Питерцам прогулка по Неве, Ладоге и Онеге на таком теплоходе была не по карману. Метровые буквы надписи уже частично отвалились, а может, были оторваны от борта мародерами, теплоход сильно осел и накренился в другую сторону от понтона, ватерлиния ушла под воду. "Александр Невский" медленно погружался на дно Невы; в трюме была течь. Дальше, пришвартовавшись прямо к пристани, стояло еще несколько теплоходов поменьше; на середине течения Невы виднелся ржавеющий нос баржи, задранный кверху. Когда пришла чума, людей начали эвакуировать на теплоходах из центра города за его черту, в санатории и деревни, но позже стала понятна бессмысленность этих маневров. В спешке брошенные корабли, стояли на причале и ржавели. Грустно и больно было смотреть на этих красавцев, кинутых в ненасытную глотку всеразрушающего времени.

Осторожно поставили тяжелые носилки на землю. Димка, угрюмо поглядывая то на часы, то на чужака, презрительно кривившего губы, ходил кругами вокруг них. Антон стоял у воды, прислушиваясь к доносящимся с реки звукам.

Наконец, ровно в восемь часов, он услышал тихий, но нараставший с каждой секундой шум дизельного мотора. Несомненно, это был катер, шедший за ними.

Через несколько минут моторная лодка, в которой находились Хмельницкий и Остапенко, уже причаливала у пристани рядом с "Александром Невским". Остапенко, разинув рот и запрокинув голову, с изумлением разглядывал роскошный лайнер, почти не потерявший своего былого лоска. Он видел его далеко не впервые, но каждый раз заново изумлялся величию и красоте речного исполина.

Хмельницкий энергично спрыгнул на причал и подошел к троим ожидавшим на причале людям.

– Здорово, парни! Ну, как сами? Где Щербак? И это что еще за фрукт с вами?

Только после этого его взгляд упал на стоявшие не земле носилки и он осекся. Недоуменно взглянул на Васильева. Тот кратко рассказал о случившемся.

Хмельницкий и подошедший Остапенко, молчали, опустив голову в знак скорби по погибшему товарищу.

– Земля ему пусть будет пухом... Серега, Серега... Как же ты его не сберег, Васильев? Ну теперь, готовься. Комбат с утра злой, как черт... Жди грозы...

Димка ничего не ответил. Он и сам прекрасно все знал.

Антон с Васильевым усадили на скамью Дария, уселись сами, на корме поместили носилки, и катер, вспенивая воду, развернулся и полетел к Васильевской стрелке. Разведка боем закончилась.

Приплыв на Стрелку, и передав тело Щербака на руки Данишевичу, а пленного - на попечение Барина, Васильев с Левченко сразу же прошли к Комбату в радиоузел.

Не глядя на Комбата, можно было понять, что он сильно не в духе. В комнате сгустилось электричество, казалось, воздух искрил. Тучи давно собрались, погромыхивало, и ливень вот-вот грозил обрушиться на головы обоих разведчиков.

Васильев,

вытянувшись по стойке смирно, кратко доложил о случившемся. Комбат стоял у окна, разглядывая улицу и заложив руки за спину. Это была его излюбленная поза. Когда Димка дошел до момента гибели Щербака, тот удивленно повернулся, словно не веря в то, что слышал. Брови его гневно и в то же время изумленно собрались домиком на лбу. Только сейчас, повернувшись лицом к вошедшим ребятам, он увидел, что их лишь двое. Вид у Комбата вдруг стал неуловимо комический, хотя это было явное недоразумение. Комбат вообще крайне редко проявлял глубоко похороненное чувство юмора.

– Васильев! Я не ослышался? Щербак погиб?

Дима поник, как сдувшийся шар, уставившись в пол.

– Так точно, Михаил Степанович... Просто мы не ожидали нападения...

– Как это не ожидали, Васильев!
– Комбат подскочил от гневного изумления.
– Ты же командир отряда! Ты что, на курорт поехал? Как это понять - не ожидали нападения!

– Товарищ полковник!
– Антон, на свою беду, решил вступиться за товарища.
– Можно я объясню...

Комбат взвился еще сильнее.

– Можно Машку за ляжку, Левченко! Вы где находитесь, я вас спрашиваю?
– бушевал Комбат, тряся воздетыми волосатыми кулаками.
– Мать вашу! Машину угробили, так еще оказывается, товарища потеряли! Не ожидали они! Да ты смеешься надо мной, Васильев! Хорош командир отряда! Нечего сказать! Лучше б я Хмельницкого послал или Гамова! Больше проку было. И машина... Это ж БРДМ, а не хрен собачий! Как мы теперь без нее, Васильев! Голову б тебе оторвать!

– Михаил Степанович... Я...

– Головка от патефона!

Тут он принялся осыпать незадачливый разведчиков трехэтажным матом в своей излюбленной манере. Антон, чьи уши пылали от досады и стыда, хотел провалиться сквозь землю. Васильеву было еще тяжелее.

Еще добрых десять минут он поливал обоих разведчиков заковыристым матом. Наконец, старшой умолк и тяжело вздохнул. Жадно закурил, отойдя к окну, привычно окутываясь табачным смогом; хоть и бросал много раз, а только все равно продолжал курить. Все, он выдохся. Самое страшное осталось позади.

– Наломал ты дров, Васильев, не ожидал от тебя.. Знал я ,что ты не подарок... Но чтобы так... Ладно, вышли оба. Я хочу побеседовать с вашим пленным. Как его там...

– Назвался Дарием...

– Ага. Приведите сюда. Васильев, ждешь в коридоре. Мы с тобой после побеседуем. Левченко, свободен.

Вышли из радиоузла ссутулившиеся и понурые, как побитые псы, побрели к Барину за пленным.

Отвели его в радиоузел и оставили с Комбатом. Уселись на деревянных стульях в коридоре, принялись ждать. За все это время ни Васильев, ни Левченко, не произнесли ни слова. Они просто ждали решения своей участи.

Дверь в радиоузле была тяжелая, металлическая, со звукоизоляцией. Несколько раз именно здесь проводились допросы сомнительных личностей, попадавших в поле зрения руководства Базы, так что о происходившем в комнате оставалось только догадываться.

Через какое-то время взмыленный потный тяжело дышавший Комбат, засучивший рукава толстовки, выглянул из комнаты.

– Сидите, голуби? Зайдите-ка, оба. Только сперва Титова позовите, пусть заберет этого ... в изолятор...

Они вошли. На стуле посередине комнаты сидел Дарий. Похоже, Комбат поговорил с ним на славу. Нет, на лице новых повреждений не было заметно, но судя по тому, как тот сидел, неловко подогнув правую руку, словно ушибив ее, да и вообще, как-то скрючившись, скособочившись, было ясно, что Комбат к нему приложился основательно. Дарий сидел, опустив голову и не поднял ее когда вошли Дима с Антоном. Следом за ними вошел и Титов.