Пандемониум
Шрифт:
— То есть я хотела спросить: сколько вас здесь?
Рейвэн пожимает плечами.
— Ну, знаешь, никогда нельзя сказать точно. Люди приходят и уходят, перемещаются между хоумстидами [3] . Прямо сейчас нас здесь двадцать или около того, но в июне у нас тут бывает до сорока флоутеров [4] , а зимой мы вообще закрываем этот хоумстид.
Я киваю, хотя все эти «хоумстиды» и «флоутеры» сбивают меня с толку. Алекс мне почти ничего не рассказывал о Дикой местности. На неконтролируемых территориях
3
Хоумстид (англ. homestead) — участок поселенца.
4
Флоутер (англ. floater) — человек, часто меняющий место работы; сезонный работник.
«До нашего большого побега».
Я стискиваю кулаки так, что ногти впиваются мне в ладони.
Рейвэн пристально смотрит мне в глаза:
— С тобой все в порядке?
— Я бы воды попила, — отвечаю я.
— Вот, держи.
Рейвэн передает мне тарелку, на тарелке два маленьких круглых пирожка, они похожи на оладьи, только темные и более зернистые. Потом она берет с полки в углу мятую консервную банку, зачерпывает ею воду из одного из ведер под раковиной и приносит мне. Остается только надеяться, что это ведро не служит по совместительству как емкость для рвоты. Рейвэн замечает, что консервная банка вызывает у меня некоторое удивление.
— Тут со стаканами проблема, — объясняет она и добавляет: — Бомбардировки.
Рейвэн произносит это слово так обыденно, как домохозяйка — «грейпфрут» в продовольственном магазине. Как будто такое происходит в мире чуть ли не каждый день. Она снова садится и отбирает смуглыми пальцами несколько прядей своих длинных волос и начинает с задумчивым видом заплетать косичку.
Я подношу банку к губам, края у нее с зазубринами, так что пить приходится осторожно.
— Мы здесь умеем обходиться малым, — с гордостью в голосе говорит Рейвэн. — В ход идет все — отбросы, хлам, кости. Ты увидишь.
Я перевожу взгляд на тарелку, которая лежит у меня на коленях. Есть хочется, но слова «отбросы» и «кости» наводят на неприятные мысли.
Рейвэн смеется, видно, она поняла, о чем я думаю.
— Не волнуйся, — говорит она, — это съедобно. Немного орехов, немного муки, немного масла. Не самое вкусное, из того, что ты пробовала в своей жизни, но зато поможет встать на ноги. У нас припасы на исходе, не было недельной поставки. Знаешь, этот побег здорово по нам ударил.
— Мой побег?
Рейвэн кивает.
— Последнюю неделю заграждение держат под током, удвоили охрану, — Я открываю рот, чтобы как-то извиниться, но Рейвэн не дает мне сказать ни слова, — Все нормально. Они так всегда делают после нарушения границы. Боятся, что начнутся волнения и люди хлынут в Дикую местность. Пройдет несколько дней, и они снова обленятся, тогда мы пополним свои запасы. А пока, — Рейвэн кивает в сторону тарелки, — орехи.
Я откусываю маленький кусочек от пирожка. Вообще- то вполне съедобно — теплый, похрустывает и чуть жирный, от него кончики пальцев становятся блестящими и скользкими. По мне, так гораздо вкуснее, чем бульон,
Рейвэн довольна, она широко улыбается.
— Да, Рауч [5] — наш шеф-повар, он может из ничего приготовить вкуснятину. Ну, не вкуснятину, а вполне хорошую еду.
— Рауч? Это его настоящее имя?
Рейвэн заканчивает плести косичку, перекидывает ее через плечо и начинает заплетать новую.
— Такое же настоящее, как и все другие, — говорит она, — Рауч в Дикой местности всю жизнь. Родился в одном из хоумстидов на юге, ближе к Делавэру. Там его так и назвали. Когда он здесь появился, он уже был Раучем.
5
Рауч (англ. roach) — повар.
— А Блу? — спрашиваю я.
Я доедаю первый пирожок до последней крошки, и меня не тошнит, но я не хочу искушать судьбу и ставлю тарелку со вторым пирожком на пол рядом с кроватью.
Рейвэн колеблется какую-то долю секунды, а потом отвечает:
— Она родилась здесь, в этом хоумстиде.
— И вы назвали ее так из-за цвета глаз?
Рейвэн резко встает и, уже отвернувшись от меня, говорит:
— Угу.
Она подходит к полкам над раковиной и выключает один из фонарей. В комнате итак полумрак, а теперь становится еще темнее.
— А ты?
Рейвэн указывает на свои волосы и улыбается:
— Не очень-то оригинально.
— Нет, я не об этом. Ты сама здесь родилась? В Дикой местности?
Улыбка мгновенно исчезает с лица Рейвэн, как будто свечу задули. На секунду мне даже кажется, что она сердится.
— Нет, — коротко отвечает Рейвэн, — я пришла сюда, когда мне было пятнадцать.
Я знаю, что мне не следует этого делать, но не могу удержаться и продолжаю расспрашивать.
— Одна?
— Да.
Рейвэн берет с полки второй фонарь и направляется к двери.
— А как тогда… Как тебя звали раньше? Я имею в виду, до того, как ты оказалась здесь.
Рейвэн на секунду замирает, а потом поворачивается кругом. Фонарь она держит низко, так что я не могу разглядеть в темноте ее лицо, вижу только, как блестят глаза, словно черные камни в лунном свете.
— К этому тебе тоже придется привыкнуть, — тихо говорит Рейвэн, по голосу слышно, что она напряжена. — То, кем ты была, твоя прошлая жизнь, люди, которых ты знала… прах, — Она встряхивает головой и говорит твердо и уверенно: — Нет никакого «раньше». Есть только сейчас и то, что будет потом.
После этого Рейвэн с фонарем в руке исчезает в коридоре, а я остаюсь в полной темноте. Сердце у меня колотится, как после пробежки.
На следующее утро я просыпаюсь с диким желанием что-нибудь съесть. Тарелка со вторым пирожком все еще здесь, стоит на каменном полу рядом с кроватью. Я тянусь к ней и, не удержавшись, падаю и приземляюсь на коленки. По пирожку ползает какой-то жук, в нормальных обстоятельствах у меня эта картинка наверняка отбила бы аппетит, но сейчас я слишком голодна, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Я щелчком сбрасываю жука с пирожка и смотрю, как он быстро убегает в угол комнаты, а потом начинаю жадно есть. Покончив с пирожком, я облизываю пальцы — голод отступил, но совсем чуть-чуть.