Пангея
Шрифт:
– Франц, где мне искать родителей?
– спрашивал я, конечно, больше из уважения к старому мажордому, ведь в его обязанности входило как раз знать, кто из членов семьи где находится.
– Ваш Pater, как обычно в это время, в своем кабинете, - степенно поведал мне Франц.
– А матушка в своих комнатах, инструктирует молодую прислугу относительно их обязанностей по прибытии вашей сестры с подругами.
Кажется, в голосе старого мажордома я услышал легкую обиду. Конечно же, подобные наставления также были его обязанностью,
– Проводи меня к отцу, - кивнул я ему.
– А то что мы беседуем в вестибюле.
– Прошу меня простить, - отвесил мне Франц церемонный поклон, и я вспомнил, что он, как и почти все унтера, профессионально не имеет чувства юмора и даже шуточные упреки воспринимает всерьез.
Мы прошли через большой холл, поднялись по лестнице на второй этаж, миновали короткий коридор и оказались у прочных дверей отцовского кабинета. Я каждый раз робел, подходя к ним, ведь в детстве он был для меня запретным местом, и попадал я за дверь только для "серьезного разговора" с отцом.
Мажордом первым вошел в отцовский кабинет и по-военному четко доложил ему о том, что я пришел. Когда он отступил в сторону, пропуская меня, я снова кивнул ему и миновал порог.
Я давно уже привык видеть отца только в военной форме, поэтому как-то даже не признал его, одетого в домашний костюм. Но когда отец встал из-за стола, шагнул ко мне и раскрыл объятия, то все мысли рассеялись, и я шагнул навстречу ему. Отец обнял меня и крепко охлопал по плечам и спине, потом вытянул руки, крепко держа меня за плечи.
– Красавец, - гордо произнес он, - орел! И косоглазие, гляжу, заработать не спешишь и шея не набок.
Отец всегда любил армейские шутки. В этот раз он намекал на офицеров, получивших звание вне срока, либо перескочившего через звание. Сам видел таких, что постоянно косились на новые звездочки на погонах, и казалось, что они или шею себе свернут или косоглазием обзаведутся. На меня же так резко навалилась груда обязанностей, что я очень быстро почувствовал себя самым настоящим полковником.
– Быстро ты перерос меня, - продолжал отец.
– Я полжизни шел к этому званию и должности начальника штаба Вюртембергской инспекции, а ты и четвертый десяток еще не разменял, и уже - полковник и командир драгунского полка. Хвалю! Теперь на Нефедоровых будет вся наша губерния равняться!
– Благодарю, отец, - четко кивнул я.
– А скажи-ка, сынок, - с прищуром глянул отец на меня, - ты искренне хотел перейти из гвардии в строевую часть? Чем обусловлено это решение?
Работа начальника штаба накладывала на него серьезный отпечаток. Иногда он начинал разговаривать штампами и канцеляризмами.
– Так точно, - решил я скрыться за такой же стандартной фразой.
– Не хотел быть солдатиком на парадах. Я пошел в армию, чтобы воевать.
– Тогда откуда у тебя парадная
– улыбнулся отец.
– В знак примирения с лейтенантом Блюхером мы обменялись с ним шпагами, - ответил я, четко излагая официальную версию.
– Как по писанному чешешь, - рассмеялся отец.
– Надо будет поглядеть столичные газеты за то время, уж не оттуда ли фразочки. На память ты никогда не жаловался.
Я предпочел промолчать. Любое мое слово в этом случае выглядело бы как оправдание.
– Ладно-ладно, - сказал отец.
– Давай сядем и поговорим. Нечего стоять.
Мы расселись по обе стороны стола.
– И каково тебе командовать целым полком?
– поинтересовался отец.
– В мирное время - тяжко, - честно признался я.
– На войне было намного проще. Занял траншеи - и не давай врагу выбить тебя из них. Не хватает патронов, батарей, снарядов - всегда можно взяться за рукоять пистолета и пригрозить тому, кто за это ответственен. Пусть ищет! А тут совсем другое дело. Канцелярия, бумаги, пополнения, офицерские списки. В первый день голова кругом шла, думал, мне с этим не управиться и за год.
– А все потому, сынок, - наставительным тоном произнес отец, - что у вас, в полках, наследующих кавалерийским полкам, но таковыми уже не являющихся, нет штаба. Полноценного штаба, я имею в виду, как пехотных полках. Это сняло бы большую часть нагрузки с твоих плеч.
– Полки тяжелой пехоты, - привел я свой довод, - можно прировнять к батальону, не больше. У нас в ротах даже драгун меньше, чем солдат в пехотных, из-за взводов тяжелого вооружения, которые часто обслуживают легкое орудие или малую мортиру. В общем, военное ведомство считает, что полноценный штаб нам не нужен.
– На количество бумаг, которые требуются для нормального функционирования полка, количество солдат никак не влияет. Тем более, что вы, тяжелая пехота, используете собственную артиллерию, вместо приданной, как обыкновенные пехотные полки, и это доставляет определенные сложности. Ведь всякое столь плотное взаимодействие родов войск...
Нашу беседу прервало появление Франца. Он отворил дверь кабинета и доложил:
– Анна Гербертовна Нефедорова.
И следом вошла матушка. Старый мажордом едва успел потесниться, чтобы не столкнуться с ней в дверном проеме.
Мы с отцом вскочили одновременно.
– Так, мужчины мои, - сказала она, - как это понимать? Мало того, что сын возвращается домой и первым делом бежит к моему дражайшему супругу, болтать о вашей разлюбезной армии, даже не поцеловав мать по приходу. И ведь даже весточки не прислал, мальчишка! Как это понимать, сын мой?
– Мама так официально обращалась ко мне, когда была очень зла.
– Но вы, дражайший супруг мой, потрудитесь объяснить мне, почему вы завели ваши разлюбезные разговоры о войне, полках и дивизиях, вместо того, чтобы отправить его ко мне?!