Пани колдунья
Шрифт:
О чем она думает?! Неужели так просто: уехать и забыть? После того, как она прожила другую жизнь и стала другим человеком? Она стала женщиной в объятиях другого мужчины, и кто знает, может, она уже носит в своем чреве его ребенка?!
— Прости, Петруша. — Лиза заставила себя вынырнуть из этой сладкой грезы — если бы только она любила Жемчужникова! Но пользоваться его чувством? — Я не могу…
Он некоторое время тяжело молчал, а потом с пренебрежением проговорил:
— Ах да, мы же на Пушкине воспитаны: «Но я другому отдана и буду век ему
Лиза слушала сбивчивую речь Петра, смотрела на его осунувшееся лицо, измятую, несвежую одежду и думала о том, как часто в жизни случается, что тот, кто действительно достоин любви, ее не получает, а тот, кто причиняет страдания другим, эгоистичен и не ценит подлинных чувств, оказывается в выигрыше совсем не по заслугам.
Она ясно сознавала, что ее чувство к Станиславу мало напоминает любовь, но он сделал ее женщиной, своей женой, и сбегать от мужа к бывшему жениху теперь уже и вовсе неприлично…
К тому же Петр и не интересовался ее чувствами и желаниями. Он не сомневался в том, что Лиза ему обрадуется, и все решил за нее…
Но она успела понять, что со своей судьбой сможет разобраться лишь самостоятельно. Тихая, безоблачная жизнь не влекла ее. Ей бросили вызов, и уехать сейчас с Жемчужниковым на мужском языке означало бы уклонение от дуэли… Аналогии на языке женщин она подобрать не смогла.
— Петя, возвращайтесь домой, — холодно сказала она, отодвинула его от себя и пошла к замку.
— Лиза, вернись! — отчаянно закричал он, но она знала: оглянется — не выдержит, вернется. Станет жалко Петра, а на чаше весов сейчас лежала ее жизнь. Почему-то Лиза была уверена, что Петр вполне без нее обойдется. Может, не теперь, но в скором будущем…
Вечером она с Василисой опять заглянула в гардероб покойной свекрови, отобрала еще несколько платьев, а когда пришло время сна, легла на свое огромное супружеское ложе и заснула, едва коснувшись подушки. Проснулась она лишь после обеда, и то потому, что в спальню заглянула обеспокоенная Марыля — да жива ли пани княгиня?
Лиза подняла голову с подушки и сонно спросила:
— Что-нибудь случилось?
— Нет, — пискнула горничная, — но я подумала, здорова ли вельможная пани?
— А почему я должна быть больна? — сварливо поинтересовалась Лиза.
— Прошу прощения, ваше сиятельство, но я подумала, что вы спите уже шестнадцать часов, может, вам что-нибудь нужно?
— Кое-что нужно, — буркнула молодая княгиня, — но в этом ты мне никак не поможешь.
Она сползла с постели и, завернувшись в шелковый халат все из того же гардероба, уходя, наказала:
— Приготовь зеленое платье, а прическу… спроси Василису, свободна ли она? Если да, пусть придет и меня причешет.
Марыля обиженно поджала губы, но ничего
Платье было надето и зашнуровано, когда в опочивальне появилась Василиса с двумя алыми розами.
— Одну приколем к корсажу, а другую — в прическу.
— Алую розу к зеленому платью? — с сомнением переспросила Лиза.
— Все будет просто замечательно: вы вся словно зеленый стебелек, который венчает розовое с зелеными глазами личико, — вот вам и бутон…
— Вы поэтесса, Василиса Матвеевна, — улыбнулась Лиза. — Но, наверное, мне надо было бы надеть темную юбку и высокие ботинки — я еще не все посмотрела.
— Сегодня вам не удастся это сделать — на улице идет дождь. — Экономка оглянулась на безмолвно стоящую Марылю. — А ты, Машенька, иди на кухню, пусть Зося даст тебе молока. У тебя очень бледный вид…
Марыля вопросительно перевела взгляд на Лизу.
— Иди, иди, — кивнула та, — понадобишься, позову.
— Вы не возражаете, что я отправила вашу горничную? — спросила у Лизы экономка. — Покорнейше прошу у вас прощения. Возможно, я слишком привыкла командовать слугами — по сути дела, почти пять лет в замке не было хозяйки.
— Конечно, я не возражаю, — несколько рассеянно сказала Лиза, прислушиваясь к себе: с тех пор как она проснулась, у нее не проходило ощущение, что она какое-то дело не довела до конца. Или что-то сделала не так…
N «Вот оно что! — вспомнила она. — Я отправила прочь Петрушу Жемчужникова. Это и не дает мне покоя. Но так будет лучше для всех. Для него особенно…»
Она не сомневалась, что Петино горе не продлится вечно.
Лиза сидела перед зеркалом и смотрела, как проворные руки Василисы Матвеевны опять сооружают ей прическу, какую она прежде никогда не носила.
С этой прической ее лицо словно принимало совсем другое выражение.
Несомненно, экономка обладала талантом художника, ибо она почувствовала происшедшие в молодой княгине перемены. Это была уже не Лизонька Астахова, а подлинная княгиня Поплавская, получившая в мужья человека экспансивного, непредсказуемого и полного всевозможных моральных патологий, как сказал бы врач. Мало того, что Лиза перестала этого бояться, она собиралась сразиться с этими патологиями. А заодно и с самим Станиславом.
— Я бы хотела с вами поговорить, если позволите, — сказала ей Василиса, закалывая последнюю прядь. — Екатерина Гавриловна не желала меня слушать, но, может быть, вы захотите?
— Вы собираетесь поведать мне какую-то тайну? — улыбнулась ее отражению в зеркале Лиза, однако экономка на улыбку не ответила, давая понять, что разговор предстоит серьезный. — Хорошо, хорошо, не хмурьтесь. Я согласна выслушать вас. Вы хотите говорить прямо сейчас?
— Нет, что вы! — Теперь и Василиса улыбнулась. — Для начала все же советую вам поесть, а потом мы встретимся в библиотеке. Ведь вы ее еще не видели?