Панна Эльжбета и гранит науки
Шрифт:
Обретался лич в самом глухом углу кампуса, посреди рощи настолько густой, что и за лес сойдет. Не любил магистр Кржевский к персоне своей излишнего внимания, да и суеты не выносил. Мертвец – он мертвец и есть.
Стоял домишко махонький прямо посреди деревьев. Деревья те кронами сплелись – и лучика света на проберется промеж листвы. Тяжко нежити в белый день, вот и скрывается как может от светила.
Подошел Тадеуш Патрикович к двери, постучал раз, другой – на третий со крипом дверь отворилася. Стоит на пороге магистр Кржевский, щурится хитро.
–
Острый язык был у Здимира Амброзиевича, зайца на бегу обреет.
– Да уж явился, – ворчит пан декан, взгляда вопрошающего с магистра Кржевского не сводит. – А чего ж ты нонешней ночью на погост не явился? Али не почуял?
Пожал плечами лич, упрекам не вняв.
– Да вот непонятно, что бы стряслось, кабы я самолично отправился. Сам знаешь, Тадеуш Патрикович, годков немало мне, силы накопил изрядно – и все черная, некромансерская.
Покачал головой дека? Невядoмский, правоту лича признавая. Пусть и не хотелось.
Ох дурнo было на кладбище ночью. Тут только катализатора не хватало, что бы началось бес знает что. А Кржевский бы за катализатор тот сошел за милую душу.
Или не сошел. Тут уж и не понять – не случилось же ничего. По крайней мере, видимого.
– Шел ты ко мне неспешно, не запыхался. Стало быть, все целые, - усмехнулся криво лич. – Так и чего ты трагедии на моем пороге разыгрываешь?
Ох как захотелось пану декану разораться, да во все горло. Да вот не стал. Толку-то? Уж не сочувствия же он от лича древнего ждал? Там ведь души не осталось давно – одна только жажда знаний.
– А чего это ты, Здимир Амброзиевич, с Лихновской все беседы разводишь? – тему сменил пан декан.
Хмыкнул профессор Кржевский с неодобрением.
– Донесли уже, стало быть. Ох какие нынче студиозусы-то словоохотливые пошли. В ученики хотел Лихновскую взять. Хорошего она рода, сам понимаешь.
И вроде сетует этак беззлобно, а все одно предчувствие у Тадеуша Патриковича дурное появилось. Да и мысль, что Кощеева праправнучка может в ученицы к Здимиру Амброзиевичу угодить, пану декану совсем не по душе пришлась.
– Да ты не переживай особливо, не переживай, – продолжает лич насмешливо, а в глазах свет желтый, мертвый.
– Отказалась девка. Думала-думала – и отказалась.
Хотел бы тут магистр Невядомский выдохнуть с великим облегчением, да только не позориться же перед личем! Такое и с человеком-то не след делать, а уж с нежитью и подавно.
Да и что там Лихновская – тут и без нее делов в избытке.
– Так что мыслишь-то про ночное происшествие, Здимир Амброзиевич? Не могло быть, чтоб не имелось у тебя никаких мыслей.
Прикрыл глаза магистр Кржевский, призадумался крепко.
– Да вот есть у меня кое-какие идейки… Да все слабовато – сплошь измышления. Будто бы все магические потоки натянули до предела самого. Тронешь – и лопнут тут же. И потом силу из них словно бы выкачала. Зачем – мне то неведомо. А что после случится… кто знает? Уж вряд ли что доброе. А причина в
Может, и знал лич что-то большее, а вот рассказывать не спешил. Или просто цену себе набивает. Со Здимиром Амброзиевичем наверняка никогда и не сказать. Коварное он существо, а все ж таки знает, как рядом с живыми оставаться.
– Ладно, пойду я, - молвит пан декан без охоты.
– Но если надумаешь чего – ты уж поделись, сделай милость.
Кивнул Кржевский.
– А как иначе? Не изволь беспокоиться, Тадеуш Патрикович. За мной дело не станет.
«Хотелось бы верить в то...»
Явились на занятия Юлиуш Свирский с Марекoм Потоцким серые, умаянные. Ну так всю ночь не спали – оно и неудивительно.
А соученики веселятся-пересмеиваются – небось друзья неразлучные по бабам пошли.
И только шляхтичи молодые на пороге аудитории появились, как словно из-под земли декан Круковский выскочил. Брови у него нахмуренные, глаза молнии мечут.
– Свир-р-р-ский! – говорит да грозно так.
Глянул на него княжич взглядом несчастным и молвит:
– Анислав ?нзельмoвич, а давайте попозже поговорим?
Жалостливо Юлиуш взмолился, а только сочувствия в декане своем не нашел даже махонького.
– Опять пил?! – декан Круковский грохочет.
Прострелила голову княжича боль нестерпимая. Да и Марек рядом мучался.
– Как стеклышко! – ответствует Свирский с возмущением праведным. – Вон и дыхнуть могу!
Принюхался Анислав Анзельмович. И верно, ?е пахнет вином от студиозусов проштрафившихся. А только все одно – накосорезили где-то паршивцы.
– На тебя вон докладную написали! – продолжил гудеть пан декан да бумaжкой принялся перед носом Свирского трясти.
Вздохнул понуро княжич.
– За сегодня?
– спрашивает.
– За вчера!
Потер шляхтич рыжий виски. В ушах у него зазвенело – то ли от ночи бессонной, то ли от баса профессора Круковского, коий мог храмовый колокол посрамить.
– Смилостивься, Анислав Анзельмович. Раз уж написали вчера, то пожури меня уж завтра. Сил нет.
Прочие третьекурсники рты спешно зажимать стали – ржать охота, да не след декана собственного до белого каления доводить. И так вон злой. А вот принц наследный даже скрываться не подумал – посмеивается. Верно. Что магистр достопочтенный королевскому дитяте сделает? Ну не выставит же с позором великим? Никак не можно, не поймет его величество,тут ректор не зря испереживался.
Поморщился декан Круковский, на Свирского недобро поглядывая. Вот неслух же! Если что-то затевается в ?кадемии – завсегда Юлек Свирский рядом околачивается. Да только староста все ж таки, командует соучениками умело, да и учится неплохо – не самый старательный, но способности хорошие, да и чутье у него верное.
– После занятий ко мне, – велел профессор Круковский, гнева своего не скрывая.
Расплылся Свирский в улыбке – да какой-то вымученнoй.
– Явлюсь, Анислав Анзельмович! Вот прям сразу! Не извольте сомневаться!