Паноптикум
Шрифт:
Перевел на меня взгляд, в котором играли все оттенки моего страха и негромко произнес:
— Я же говорил, что контингент будет интереснее. Вероятно, деятельность некоторых личностей не является для тебя тайной. Кто же такой Нечаев?
— Он… — Тихо прошептала я, вспоминая ту тварь. Которая контролировала оборот, и не в масштабах района. Повыше. — Связан… с дурью.
— Временно. — Асаев едва слышно хмыкнул и перевел взгляд в монитор. — У Казакова подвисал?
— Пару лет назад… едва стрельбой не закончилось. — Пробормотала
— Так это и есть та самая причина твоего эпичного взлета по карьерной лестнице? — Я едва не ощерилась, посмотрев в его темные глаза, где плескалась прохладная насмешка. — Да, это хреново, когда глотают то, что продают. У вас тут вообще дохера и больше шировых чертей. Куда ни плюнь в дурика попадешь. — Он презрительно повел бровью, переводя взгляд в экран.
«У вас»? Он не местный. Разумеется, сука, не местный. Линка что сказала утром? У нас филиалы открывает? Значит, обитал до этого не у нас.
Я глянула на свой список сокращённых имен. Страшно и одновременно смешно, но больше страшно — я почти всех знаю. Асаева никогда раньше не видела. Такой уровень, а мелькнул с Казаковым только сейчас, значит, приехал совсем недавно. Если бы давно, то в «Империале» я бы его увидела гораздо раньше. Потому что уровень. Смотрела на список имен и понимала, что это просто пиздец какой уровень. Просто пиздец. Мне.
Он хлопнул крышкой ноутбука, и я, вздрогнув, исподлобья посмотрела на Асаева с удовольствием потягивающегося в кресле и снимающего ноги с края стола. Всё. Мне решили уделить время.
— Подойди. — Полуулыбка на губах и карий мрак неторопливо, но неизбежно напитывается томлением.
Он, не отпуская меня взглядом, медленно развернул свое кресло от стола к проходу. В ожидании.
— Зачем? — набат ускоренного сердцебиения в ушах и адреналин в венах.
— Для начала поцелуешь.
— Тебе мало вчера было? — глухо спросила я сквозь стиснутые до боли зубы, неотрывно и напряженно глядя на него.
Асаев тихо рассмеялся и, улыбаясь, совсем негромко, очень кратко гортанно рыкнул. Если бы я не сидела, меня бы явно покачнуло. Потому что в этом звуке было все. Удовольствие, ирония, насмешка, одобрение и ощутимый отзвук секса.
Морозом по коже, сумбуром в мысли. Что делать? Что сейчас делать?
Я смотрела в его глаза, молниеносно перебирая варианты, но мне так мешал вопль инстинкта самосохранения, истерично дергающий мой взгляд в сторону планера со списком имен.
Хер там. Вариант я вывела через две секунды и это вплелось упреждением в панику в мыслях. Его тащит по моим реакциям. По моему пониманию и моему сопротивлению, потому что с головой у меня все в порядке. Вот по чему его ведет. Соответственно этого быть не должно.
Я великим усилием заставила себя встать и удержать лицо непроницаемым. Шаг за шагом, вроде бы в нормальном ритме, а
Остановилась между его широко раздвинутых ног. Он скучающе на меня смотрел, положив правый локоть на широкий подлокотник и уперевшись двумя пальцами в висок. Только вот мрак в глазах зло рассмеялся. Зло и иронично, едва не выбив у меня землю из-под ног.
Я остановилась максимально близко. Доля мига на паузу, на подавление себя и начала склоняться к нему. Медленно, неровно, будто рывками, ломая сопротивление нутра, так и стремящегося выпрямить тело.
Когда до его губ оставалось сантиметров двадцать, прикрыла глаза, чтобы не видеть его лица со все тем же выражением невыносимой скукоты.
Это было ошибкой.
Потому что он этого ждал. И потому что двигался он быстро. Секунда и меня уже вжимают в стол, крепко скрещивая мне на пояснице мои похолодевшие руки.
Блять, вот только изнасилования мне не хватало, — парадоксально спокойно заключила я, когда тело рефлекторно начало сопротивляться, подгоняемое безумием в разуме. А он загасил это болью. Сжал мои руки и рывком ударил своим телом сверху, втискивая меня в лакированную поверхность стола до состояния обездвиженности.
— Ты не проанализировала наш вчерашний уютный междусобойчик? — Насмешка в шепоте мне на ухо. — Этот твой ход с покорностью я тоже предвидел. Урок первый: делай выводы рядом со мной, жить станет легче и понятнее.
Мой сорванный выдох сквозь стиснутые зубы, подавление рычания и сопротивления.
— Секс не входит в мои обязанности. — Зажмуривая глаза, прошипела я, бесполезно пытаясь успокоиться.
— Теперь входит. — Осторожно ослабляет хват на руках и давление его тела на мое, но еще держит. И, сука… медленно и горячо его язык по мочке моего уха. Очень медленно. И очень горячо.
— Я сказала не входит. — Рыкнула я, чувствуя отчаяние, потому что у меня мурашки побежали вдоль позвоночника. И он прихватил зубами мочку и несильно сжал. Опять до грани. До той же самой, что тогда, в коридоре. Скривившись и из последних сил заталкивая в темные недра души рвущиеся оттуда загорающиеся волны, тихо выдавила, — Эмин Амирович, мне на каком языке повторить, если вы русского не понимаете?
— Ты такой не знаешь. — В шепоте давление, давление в языке скользившем мне по козелку, и в ответ на это предательство моего тела — вены медленно, но верно занимались огнем.
— Какой? — начало мелко колотить от внутреннего ада, когда воле разума не желало подчиняться тело, реагирующее на требовательное усиливающееся давление его бедер на мои ягодицы, и зло съязвила, — кавказский, что ли?
— Такого языка нет. Боже, а я считал тебя умной. Верну тебя обратно Казакову, он любит тупых пожалеть.