Панорама. Роман с тайнами
Шрифт:
Вступая на путь правок и уточнений, позволяющий прояснить религиозную мистику до состояния простоты восприятия её основ и причин её возникновения, я очень хотел бы, чтобы в каждом случае, когда – вследствие моего романа с очередной тайной – на свет белый будет появляться новая правда, читатель мой не испытывал бы желания немедленно удушить новорождённую, вернув этим тайну в состояние лжи, а взял бы и на себя часть труда по установлению новой и очень непростой истины. Это сотрудничество будет тем плодотворней, чем чаще будет создавать духовный резонанс наше обоюдное желание приподняться над банальностью бытия и (наконец-то!) не столько увидеть в новой его интерпретации смысл присущего каждому из нас замкнутого животного цикла, сколько неожиданно для себя ощутить своё мощное вторжение в мир первичного Разума и осознать при этом ещё и реальную возможность
То есть я бы очень хотел, чтобы не только воображение читателя, но и весь его жизненный опыт и знания, весь его внутренний мир, вливаясь в мой текст, создали бы невиданную прежде возможность утверждения полной нашей уверенности в существовании Творца. Творца – гораздо более мудрого и могущественного, чем могли мы себе представить даже в наиболее смелых и удачных наших фантазиях. Таким образом нам, наконец, удастся с помощью интеллекта, развитие которого, к глубокому сожалению, весьма опережает наше нравственное развитие, выйти к разгадке тайны возникновения разумной жизни на планете Земля и к разгадке многих других тайн. И тогда мы будем должны – с помощью своего ума, если никак не удаётся нам сделать это сердцем – постигнуть смысл и значение данных нам когда-то Познания и Добра, чтобы пойти путём, подсказанным нам Спасителем, и избежать полной катастрофы.
Спускаясь вниз по крутой стене временного колодца, мы не можем не заметить, что о существовании Атлантиды и о страшной гибели её знали в большинстве государств древности, но ни точного месторасположения этой страны, ни степени развития её никто и никогда не называл. Платон, получив информацию от египетских жрецов, говорил о десяти тысячах лет со дня её гибели; у Солона получалась эта цифра несколько большей, но совершенно невозможно было проверить и чем-то подтвердить эти даты.
Главное же в том, что они не делали никакой исторической привязки Атлантиды к одной из достоверно известных цивилизаций, существовавших на Земле до неё или после, не говоря уж о современных ей – и это несмотря на то, что мифы и легенды древних греков, евреев, египтян, шумеров и других древних народов уверенно уходили в неоглядные глубины тысячелетий. Из этого можно сделать вывод о том, что эти «десять тысяч лет» Платона и ещё большие, чем у него, сроки других авторитетов служили им просто для обозначения таким образом неоглядной дали времён, объясняющей предельную скудость сведений об этой, если верить старой легенде о ней, сказочно высокоразвитой цивилизации. То есть настолько высокоразвитой, что у рассказчиков даже не находилось слов для обозначения её чудес.
Тяга к чудесам у древних была не меньшей, чем у нас, грешных, а, наверное, даже и большей, так как в отсутствие средств коммуникации краснобайство было единственным способом потешить воображение. Несмотря на это, о чудесах Атлантиды – нигде ни гугу. Мне кажется, что, легко и просто представляя себе людей с пёсьими головами, краснобаи никак не могли позволить себе говорить всерьёз о быстро – и безо всяких взмахов крыльями – летающих железных птицах, грохочущих на рельсах поездах, подводных лодках, похожих на морских чудовищ, и металлических проводах, как паутина опутывавших весь остров. Это было бы уж чересчур фантастично для обычных россказней; да и просто было бы по тем временам невозможно своим слушателям объяснить подобные невиданные и потому непредставимые вещи.
«По подсчётам халдеев, от великого потопа до начала первой исторической династии Двуречья прошло 39 180 лет», – пишет Томас Манн в прологе к роману «Иосиф и его братья». Там же он упоминает, что задолго до того затонула Лемурия, являвшаяся частью потонувшей уже в совершенно недоступной для обозрения дали Гондваны…
Надо ли и нам спускаться в столь никому не ведомую глубь? Туда, где нет никаких зацепок, никаких ориентиров, никаких свидетельств культуры. А был ли, действительно, в такой временной дали этот самый великий потоп? Если первая историческая династия Двуречья возникла через 39 180 лет после него, то кто же вёл отсчёт всё это время, делая зарубки не иначе как каждую тысячу лет? И не являются ли Гондвана и Лемурия просто плодом воображения древних фантастов, ощущавших (так же, как и мы!) неодолимую потребность в поиске начала начал человечества? Нащупать в глубине веков точку отсчёта хотелось всегда, а великий потоп был, скорее всего, далеко не один.
Тогда, быть может, заинтересует нас сооружение первой египетской пирамиды, построенной, как
Вполне возможно (во всяком случае, я на это надеюсь), что, уяснив для себя правду о нашем происхождении и наших настоящих взаимоотношениях (!) со Всевышним, мы перестанем, наконец, убивать друг друга и уничтожать Землю, на которой мы ещё можем жить долго и счастливо.
В своём рассказе об Атлантиде мне естественнее всего было бы остановиться на дате, указанной Платоном, используя его непререкаемый авторитет, чтобы в случае каких-нибудь расхождений в сроках событий на него всё и свалить, тем более, что тогда немой разрыв между этой его датой и самой древней пирамидой Египта мне было бы гораздо проще объяснить. Но факт существования двадцатитысячелетнего зерна культурной пшеницы полностью меняет дело, предоставляя нам единственно верный ориентир. В зёрнах этой пшеницы на один ген больше, чем в природной дикой пшеничке, осыпающейся тотчас при вызревании, а значит – совсем не пригодной для выращивания в целях культурного производства продуктов питания.
Этот факт, установленный наукой, говорит нам (и говорит совершенно явственно) о том, что двадцать с лишком тысяч лет тому назад кто-то на земле занялся генной инженерией, ведь ген никак не мог добавиться сам и генный код кто-то должен был изменить. Дикой пшеничкой, собирая её в горсти с земли, могло прокормиться лишь небольшое количество (племя) людей в краткий период её созревания, а разведение культурной пшеницы, очевидно, понадобилось кому-то для прокорма множества людей, объединённых в государство.
Может показаться, что теперь мне будет гораздо труднее объяснить чудовищный разрыв в четырнадцать тысяч лет забытья и почти полной неизвестности между гибелью Атлантиды и сооружением первой египетской пирамиды. Потому что гораздо труднее представить себе жизнь уцелевших от катастрофы атлантов, проходившую в окружении полудиких и диких племён в течение столь длительного периода, чем наши верные шесть тысяч лет, тоже весьма трудно представимые как связное целое, но всё же имеющиеся во вполне реальной и даже сопоставимой по датам, появляющимся и исчезающим государствам и цивилизациям современной истории.
Но сотни тысяч лет существовало и существует сейчас с нами рядом неоспоримое доказательство того, что и четырнадцать, и четырнадцать в квадрате тысяч лет протекали и могут в дальнейшем снова протечь безо всяких проблесков разума и стремления к познанию, то есть в полном безвременье; и это доказательство – живущие на земле в наши дни совершенно дикие племена людей, не желающие контактировать с нашей цивилизацией и не ведущие никакого отсчёта времени.
Давайте ещё раз вернёмся к нашим твёрдым и широким ступеням и представим себе весь путь человечества, сжав историю промелькнувших тысячелетий всего в несколько фраз. Начав с цивилизаций Древнего Египта, Древней Греции, Древнего Рима, Древней Персии и других древних стран, мы сможем тогда проследить, как медленно перетекало одно тысячелетие в другое, принося лишь очень незначительные изменения в жизнь и быт простых людей, их населявших. Годы нашей современной жизни, очевидно, уносят нас неизмеримо дальше вперёд, чем уносили тысячелетия в прошлом; но если оживить нам – не Геракла и Ахилла, не Язона и Одиссея, не Антония и Клеопатру, а Солона, Пифагора, Аристотеля, Архимеда, Платона, Диогена, Сократа, Гомера, Гиппократа, Софокла, Фирдоуси, Саади, Авиценну и многих, многих других учёных, мыслителей, драматургов и поэтов древности и ознакомить их с чудесными возможностями интернета – то дело не в том, что вскоре они по праву встанут в ряд современных нобелевских лауреатов, а в том, что ужаснутся наверняка они гибельности нашего пути, нашего, начиная с конца девятнадцатого века, спринтерского забега. Ужаснутся, так как гибельность ошибок наших была бы очевидна для них и в те стародавние времена, не говоря уж о временах нынешних.