Пансион искусных фавориток. Борьба за любовь
Шрифт:
– Что ты чувствуешь? – спросил Рафэ, возвращая меня к реальности.
– Ненавижу тебя. Всех ненавижу, – не узнавая свой голос, ответила я.
Я не успела выбрать, на кого напасть в первую очередь, – все убежали из помещения, подгоняемые Рафэ. Назойливые фрейлины пытались воспротивиться, но их вытолкали из комнаты, и я осталась одна.
Как же мне было хорошо одной, когда никто не смотрел, не ждал от меня решений и поступков, которые мне претили. Я упивалась одиночеством, наслаждаясь своей исключительностью и совершенством. Меня переполняла сила и дивное ощущение безграничной
Не знаю, сколько прошло времени, но идиллию моего существования нарушил звук приоткрывшейся двери. В комнату заглянул Анторин, – тот, с кого начались все мои беды, кого я ненавидела больше всех. Он не сказал ни слова. Лишь быстро положил что-то на пол и захлопнул дверь. Я подошла к двери и, не обращая внимания на оставленный им предмет, прислушалась.
– Она совсем потеряла себя, – говорил Рафэ. – Если мы не пробудим в ней человека, то потеряем ее навсегда.
– А кто говорил, что человек – отсталое существо? Может быть, ты специально это с ней сделал? – разгневанно спросила, кажется, Дамон.
Как же я сейчас ненавидела эту наглую, беспринципную и аморальную девицу! Она всегда считала себя самой лучшей из фавориток, а в действительности была лишь самой корыстной и развязной.
– Я и сейчас считаю вас низшими по развитию, но то, что произошло с ней, не имеет к этому никакого отношения, – проговорил Рафэ. – Она полностью переключилась на инстинкты и потеряла личностные качества. Превратилась в животное.
Как же он ошибался! Я прекрасно сознавала себя, но была свободна от слабостей и привязанностей. Как же это было упоительно – не чувствовать боли и тоски!
– Впусти меня, я попробую достучаться до нее, – потребовала назойливая и как всегда уверенная в чистоте своих помыслов Касиян.
И ее я сейчас тоже ненавидела – за то, что всегда лживо улыбалась, когда мне было плохо, за фальшивые попытки убедить меня в том, что она всегда будет мне подругой. Я не желала ее видеть! Или нет… Пусть она войдет, я с удовольствием сверну ей шею, чтобы больше никогда не видеть этого сочувственного щенячьего взгляда.
– Она должна вспомнить, зачем мы здесь. Только Карай смог бы достучаться до нее, но его здесь нет и не будет, если мы не вернем ее, – произнес Анторин, и я вздрогнула от одного лишь имени – Карай.
Попятилась от двери и запнулась обо что-то. Упала, повернулась и подняла маленький портрет, с которого на меня смотрел мальчуган лет пяти. Карвин!
Чувства и воспоминания нахлынули сметающей все на своем пути волной, и я захлебнулась в них. Из глаз потекли слезы, но, утирая их, я увидела, что это не просто соленая вода, а вязкая черная субстанция, словно смола из раненого дерева, вытекающая из моих глаз.
Дверь приоткрылась, и я прошептала, не поднимая головы:
– Входите, я уже почти пришла в себя.
Когда спустя пару часов Рафэ осмотрел меня, оказалось, что во мне не осталось и следа антитумана. Из чего доминант сделал вывод, что мне не нужно внедрение – я и так без труда смогу сохранить свою целостность вне пространства, если возьму себя в руки и потренируюсь. А тренироваться мне предстояло в сфере черной материи, пока друзья переживают пытки трех стадий внедрения.
Я хотела
Лишь мельком взглянув на враждебную клубящуюся субстанцию, я приникла к двери и прислушалась.
– Было бы лучше снять эту маску, она будет мешать проводнику антитумана, и герметичность может быть нарушена, – рассуждал Рафэ.
– Ну уж нет, – заявила Касиян. – Если я и умру, то при попытке ужиться с этой черной гадостью, а не по глупости, надышавшись вашей отравы.
– Туман не отрава, а высшая форма нематериального, облеченного в материю, – патетически провозгласил одни из ученых, ассистировавших Рафэ.
– Да хоть древнее божество, дышать я им не могу, – заявила Ян.
– Снимите нижние крепления и перенаправьте подачу на надбровные трубки, – распорядился Рафэ. – Дозировку уменьшить и скорость подачи снизить до минимума. Она бездарь, сердце не выдержит резкого насыщения.
Я была готова начать стучать в дверь до тех пор, пока меня не впустят, но услышала раздраженный голос Касиян и замерла.
– Если вы сейчас же не начнете, я сама все сделаю! Приступайте уже, – проговорила подруга, и все стихло.
А спустя несколько томительных мгновений я услышала дикий визг и грохот. Визг быстро оборвался, сменившись мычанием, и равнодушный голос ученого известил:
– Внедрение проходит по плану. Отклонений и отторжения не наблюдается.
– Жить будет, – пояснил Рафэ. – Готовьте следующую.
Я едва успела отскочить от двери за секунду до того, как она распахнулась, и доминарий вышел ко мне.
– Ты почему еще не вошла в контакт с антитуманом? – строго спросил он. – Если не адаптируешься до окончания процедур, мы пойдем без тебя. И это существенно уменьшит шансы на успех. Туманный питает к тебе особую привязанность, ты избранница его доминантной части, и только тебе под силу найти его и заставить собраться, как в прямом, так и в переносном смысле. Так что живо к сфере!
Я даже не успела ответить. Рафэ вернулся в лабораторию и запер за собой дверь.
Но найти в себе силы отойти, не узнав, как перенесла внедрение Дамон, я не смогла. И, лишь услышав скупые комментарии одного из ученых о том, что все идет по плану, я повернулась к источающему холод и враждебность сгустку черной материи.
Я скорее подкрадывалась, а не подходила к сфере. Словно она была разумной и могла атаковать, заметив мое приближение. Но как бы медленно я ни шла, расстояние все сокращалось и сокращалось, пока я не оказалась на расстоянии вытянутой руки от непрерывно движущейся субстанции. Осторожно протянула руку, чтобы прикоснуться к сфере, и дотронулась до нее кончиками пальцев. Все тело пронзила резкая боль. Отдышавшись, прислушалась к своим ощущениям и поняла, что это не боль – что-то другое. Пожалуй, так бы ощущался страх, если бы он был осязаемым. Но я не могла понять, мой ли это страх? Я чувствовала неприязнь, отторжение и недоверие, но не боялась. Так чей же страх заставил меня замереть перед клубком порожденного стараниями доминантов вещества?