Пансионат Гоблинов
Шрифт:
– - Здесь даже трава на себя не похожа. Сухая и жесткая как щетина. И земля твердая будто камень.
– - Еще бы! Столько паломников по ней прошло, - пыталась шутить Уму-сай. Ей дорога тоже не доставляла особой радости, но должен же кто-то поддерживать боевой дух.
Попутчики им попались весьма разношерстные. По идее, в паломничество отправлялись люди, взыскующие особой божьей милости. Например, детей нет, а очень хочется, или заболел кто-то из родни. Направлялись в такие странствия и по обету, а то и вовсе по приговору церковного суда. Но многие попадали сюда также как Милана с Виленой- ради удобства путешествовать в большой компании.
В Ферсимани находилась
Чтобы скоротать дорогу, Вилена начала прикидывать, кто из их спутников зачем отправляется в Ферсимань. Вот их староста- не слишком старый еще мужчина, крепкий, с широкой темной бородой. Удачливый купец, как шепнул ей трактирщик. О чем он может просить? Деньги у него есть. Дети? Так, как обмолвился тот же трактирщик, его жена как раз ждет ребенка. Наверное, будет просить о благополучных родах или хочет замолить обвесы и обсчеты покупателей.
Две пожилые женщины: мать и дочь. Похожие друг на друга как две капли воды- черноволосые, черноглазые, носатые. Как две галки, только дочь помоложе, конечно. Тут уж гадай- не гадай- все равно попадешь пальцем в небо. А вот с живым в обращении смазливым молодым человеком все ясно. Как пить дать, спасается от очередной девушки и ее разгневанных родственников. Направляясь в путешествие, все они облачились в одинаковые серые балахоны из дерюги, но Вилена дала бы голову на отсечение, что обычная одежда этого красавчика пестрит вышивками, кружевом, а то и драгоценными камнями.
Ну, а что нужно горбуну от Фраскита Скрипника можно даже и не сомневаться. Избавиться от горба, обрести красоту и стройность. Только, что ж он так долго собирался? Вон уже рыжие космы сединой подернулись, морщинки по лицу расползлись. Не меньше пятидесяти, это точно. Скорее всего без женщины тут не обошлось.
Но тут пролетевшая почти над головой чайка отвлекла девушку от ее размышлений. Эти длиннокрылые бесцеремонные птицы носились над равниной, оглашая ее ведьминским хохотом. Милана пугалась их резких криков до чрезвычайности, каждый раз хватая Вилену за руку. Потом привыкла, и только вздрагивала от наиболее душераздирающих воплей.
Темнело здесь внезапно, поэтому на ночлег стали устраиваться засветло. Насобирали хворосту, развели костер. Скоро к горьковатым запахам растительности, соленой земли и моря, стал примешиваться аромат готовящегося варева. Но уставшие путники больше хотели пить, чем есть. Найти влагу среди этой сухости невозможно было и днем с огнем. В их распоряжении была только тепловатая вода из фляжек, запасенная еще в Ойкоте.
Сумерки обволакивали и убаюкивали сидящих людей. Словно огромный хищный зверь играла тьма с языками огня, то наступая, то отдергивая лапы. Сытая благодушная тишина висела над костром, нарушаемая только стрекотанием цикад да треском горящих сучьев.
Первым не выдержал затянувшегося молчания красавчик.
– - Мы вот сидим тут тихо-мирно, можно сказать, безмятежно, - начал он, слегка подкашливая и подкручивая кудрявые усы, - а вдруг к нам в это самое время подкрадываются ведьмы!
– эффектно завершил свою фразу молодой человек и сделал большие глаза.
– - Святой Фраскит охранит спешащих к нему за помощью, - сурово осадил его староста.
– А ты не бреши к ночи!
– - Ну, не скажи, дядя, - развеселился молодой бездельник.
– Вот один мой приятель тоже как-то заночевал в дороге- очень он спешил...на богомолье, - тут он заливисто хрюкнул, но потом, справившись с собой, продолжил.
– Так вот. Заснул он в чистом поле, а вскорости будят его три преотвратные старухи. Давай, говорят, с нами любиться. А сами-то страшные, хуже смерти. Приятель мой, натурально, послал их, а бабульки и обиделись. Схватили его, завертели, защипали. Он спервоначалу отбивался, а как стали они его живот когтями рвать, сознания начисто лишился. Утром просыпается - птички поют, от старух и следа нет. Он сразу на пузо глядь- а там ни царапинки. Ну, думает, во сне привиделось. Обрадовался и скорее дальше пошел. Пришел в кабак, спросил вина кувшин. Как только начал пить, чрево у него раздулось- так в одночасье и лопнул. Оказывается, старые паскудницы неведомо как затолкали ему губку в брюхо.
Вилена слушала и улыбалась. Рассказ юноши казался ей смутно знакомым. Что-то подобное она давным-давно читала. "Складно излагает. И не краснеет даже, " - думала она, и мысли ее текли вяло и дремотно, как мурлыканье ласковой кошки.
– - Да, ведьмы и ведьманы большую силу имеют, - согласился горбун.
– - Что-то непонятно говоришь, - не утерпел и включился в разговор староста. Ну, ведьма- баба, которая колдует, а ведьман- волшебник, что ли?
– - Дело тут не только в колдовстве. Просто кровь у них другая, и сами они не такие, как мы с вами. Видят в темноте, где вода- чуют без орехового прутика, да мало ли. Которые живут- людям вреда не делают, а другие- вот как ты сказал, - и калека кивнул первому рассказчику.
– Сказывают, что когда приходит время, им будто кто вопрос задает. Мол, хочешь всяким таким заниматься или нет.
– - Да ты сам, не из них ли?
– вскричал красавчик.
– Все то знаешь, а откуда?
– - Поживи с мое, шустрик, еще и не то узнаешь, - усмехнулся горбун, ни на кого не глядя. На протяжении всего разговора он вертел в руках какую-то палочку. Руки у него были на удивление красивы: с сильными длинными пальцами и ухоженными ногтями.
Молодой человек почувствовал, что его слегка щелкнули поносу. Нужно было срочно отыгрываться. Однако снова задевать горбуна он побоялся. Поэтому счел за благо обратиться к матери и дочери, весь вечер молча просидевших в сторонке.
– - А вы что скажите, милые дамы? Уж вы то точно должны об этом ведать и не понаслышке!
– - Да отсохнет твой язык, враль поганый!
– возмутилась мамаша, замахиваясь на обидчика палкой.
"Может статься, парень прав,"- вспыхнула у Вилены догадка. Престарелая тетенька в гневе обрела обличье былинной Бабы-Яги: нос крючком, брови торчком, глазки-буркалы. "Наверное, потому и злиться, что не в бровь, а в глаз".
– - Ну, прости, тетушка, прости глупого, - заюлил-залебезил красавчик. Он почувствовал, что запахло жаренным, и трубил отбой.
– Я ведь не со зла сказал, а шутейно.