Пансионат
Шрифт:
Мысль, что останусь тут навсегда, казалась невыносимой. Наконец, вот она дверь. Несмотря на подозрения, она была закрытой, но незапертой. Опять же с трудом и жутким скрипом открыл ее и выбрался в коридор. Там никого не оказалось, но оказалось вполне светло — внешнюю дверь не закрыли.
Казалось, нет ничего приятнее, чем выход на свежий воздух. Куда направилась экскурсия, я не знал, разыскивать ее не хотел, зато возникло сильное желание вернуться назад к баркасу, и я направился, как показалось, в направлении его стоянки.
Я
Когда первый шок прошел, я посмотрел перед собой и вздрогнул.
Передо мной стояла Голубика.
Она выглядела точно так же, как и в нашу прошлую встречу: завязанная на поясе рубашка, белесые штаны, босые ноги.
— С чего бы это тебя понесло в ту дыру?
— Хотел посмотреть летучих мышей, — пояснил я.
— Там нет летучих мышей. А ты снова попал в какую-то очередную дурацкую передрягу, опять пришлось выручать тебя, — сказала девушка спокойным, но каким-то грустным голосом.
— Да, верно. Вечно меня девушки спасают.
— У тебя такая судьба.
— А почему?
— Что значит — «почему»? — не поняла Голубика. — Ты меня позвал, и сегодня целый день ты под моей защитой.
— Целый день, надо же… а я чем-то могу отблагодарить, кроме спасиба?
— Можешь. Только пойдем куда-нибудь подальше. Это плохое место, нехорошо здесь.
Мы пошли в сторону леса, углубились в него, вышли на небольшую, абсолютно круглую полянку, поросшую какой-то густой, но необыкновенно мягкой травой, и расположились там.
Вокруг пели птицы, а я вдруг подумал, что уже скоро конец июня, и птицам пора бы перестать петь. Или еще рано, и это произойдет чуть позже?
— …Я старалась спать, — рассказывала Голубика о своем нахождении на острове во время милитаризации и войн. — Мне было страшно просыпаться, страшно выходить к людям, страшно говорить, а все потому, что злобные люди многие годы подряд ранили мою землю, сеяли в нее смерть и пытались разрушить мой остров. Пожелай им зла, пожалуйста.
— Зачем? Их уже давным-давно нет. Их прах давно растворился в этом мире, — ответил я чьей-то чужой незнакомой фразой. — И потом, ну пожелаю кому-то зла, а что толку?
— Я чуть не погибла тогда, но выжила. Я была очень сильная, но все-таки долго болела… и только совсем недавно перестала болеть. Остался этот шрам через все мое тело, ото лба до пятки. Сейчас он зажил и сузился,
Птицы продолжали петь, недалеко посвистывал поползень, где-то звенела синица.
— Все равно ты красивее всех. Никогда не встречал таких красивых девушек.
— Врешь, — грустно сказала она. — Ты всем девушкам так говоришь, я знаю. А я не красивая, и не девушка. Ты всегда врешь, но мне приятно. Зачем так? Для чего ложь лучше правды?
Иногда ее наивность поражала.
— Такова жизнь, — банально ляпнул я: привет, капитан Очевидность. — Но ты же действительно красавица!
— А мое уродство? Я безобразная калека.
— Ты прекрасна. Это не уродство, это твоя особенность. Шрам не может обезобразить тебя.
— Опять врешь… нет, не врешь. Ты веришь в то, что говоришь. Веришь? Почему?
— Потому, что говорю правду.
— Ты женат?
— Нет, но у меня есть женщина. Там, далеко.
Некоторое время мы молчали, вдруг она произнесла еле слышно:
— А я никогда никому не смогу стать женой. Подари ребеночка. Я сейчас, в эту минуту, очень люблю тебя и лучшего отца для своего ребенка просто не представляю.
— А? — я вздрогнул. — А разве ты… у тебя… разве тебе можно..?
— Можно. Очень тебя прошу, подари! Чтобы я стала беременной. Буду носить его в чистоте, без всяких глупых и злых мыслей и никогда не избавлюсь от него…
* * *
…Когда все истощилось, я вдруг спросил:
— Можно немного еще побуду? С тобой?
— Зачем? — она вскинула на меня свои голубые, с темными прожилками, глаза. Как и раньше, я не смог ничего прочитать в этом взгляде.
— С тобой хорошо и спокойно. Ты очень добрая, а мне скоро придется идти к каким-то сволочам и делать им зло. А я не хочу, противно все это.
— Не хочешь не делай.
— Не могу, у меня договор. Если не сделаю зла, то погибнет хороший человек. Произойдет еще большее зло.
— Тогда иди… Нет, погоди… Вот, возьми это.
— Это что? — спросил я, разглядывая пачкающий пальцы белый брусочек, по виду не отличимый от мела, каким в школе мы писали на досках.
— Мел.
— Мел Судьбы? — улыбнулся я, вспомнив известный фэнтезийный роман и фильм на его основе.
— Нет, просто кусочек мела. Если попадешь в безвыходную ситуацию, когда тебе будет угрожать смертельная опасность, очерти около себя круг.
— Около себя круг… Все точно по Гоголю.
— Только не потеряй.
— Просто круг? А что-нибудь при этом сказать надо? Заклинание какое-нибудь, или что-то там еще?
— Нужно представить. Очень ярко вспомнить время или место, где тебе было действительно спокойно и хорошо, безопасно и удобно, тогда зло тебя не настигнет. И еще одно. Не рассчитывай на меня больше и не зови меня — все равно не приду.