Пантеон
Шрифт:
Вскоре она заглушила двигатель, и грузовик замер на обочине обледеневшей дороги.
– Пугающее зрелище, – сказала Серафима, выбираясь из машины. – Вы уверены, что здесь кто-то живет?
– А старухе некуда больше податься, – ответила Феофания. – Дом Державиных – единственное место, куда она могла пойти.
Она вытащила ключи из замка зажигания. Никита, сидевший рядом с ней, прищурившись смотрел на заснеженный особняк, возвышавшийся посреди двора. На крыльце дома Державиных развевались на ветру желтые предупредительные ленты Департамента безопасности. Двери особняка еще недавно
– Евдокия точно здесь, – с уверенностью заявил Артем.
– Лишь бы нас не ждал еще кто-нибудь, – хмуро произнесла Феофания.
Она захлопнула дверцу машины и зашагала к воротам. Серафима, Артем и Никита, настороженно оглядываясь по сторонам, двинулись вслед за ней. Других машин поблизости не было. Может, полиция действительно уже сняла слежку за домом?
Ворота были закрыты, на них на толстой поржавевшей цепи висел большой замок.
– Мы здесь не пройдем, – сказал Артем. – Матвей говорил, есть еще один путь – через дыру в ограде.
– Пройдем, – уверенно заявила Сима. – Для меня этот замок не препятствие.
Она достала из кармана куртки изогнутую металлическую спицу и принялась ковырять ею в скважине замка. Феофания даже лишилась дара речи, увидев, как ловко она это делает. Вскоре дужка с щелчком отскочила в сторону. Никита и Артем восторженно уставились на Серафиму, и та раскланялась, словно актриса на сцене.
– И спрашивать ни о чем не буду, – сказала Феофания.
Она распахнула ворота и зашагала к дому, по колено утопая в снегу.
– У меня много необычных талантов, – сказала Сима. – Правда, из-за этого случаются неприятности с законом!
– Не сомневаюсь, – кивнула Феофания. – От осинки не родятся апельсинки, а я слишком хорошо знаю твоего отца.
– Для меня это лучший комплимент! – засмеялась Сима.
Феофания поднялась по каменным ступеням и постучала в дверь.
Артем и Никита тем временем разглядывали мрачный безлюдный дом. Картина разгромленной гостиной все еще стояла перед глазами Артема. Следы пентаграммы на полу, пистолет и осколки доппельгангера Яблонского, его ужасное лицо на осколке мутного стекла, – теперь это, по-видимому, будет преследовать его до конца жизни. Он заметил лист фанеры, все так же закрывающий на первом этаже выбитое окно гостиной. Ставни других окон были закрыты.
– Даже не заглянуть внутрь, – посетовала Сима.
– Раньше ставни были открыты, – заметил Артем. – Я это хорошо помню. Кто-то, очевидно, их закрыл.
Феофания постучала еще раз, и дверь особняка вдруг с протяжным скрипом отворилась. Но за ней никого не оказалось.
Феофания озадаченно взглянула на своих спутников. Серафима молча шагнула втемную прихожую. Артем, с опаской посмотрев по сторонам, двинулся за ней. Никита шел последним. В доме царил разгром, под ногами хрустело битое стекло. Свет едва проникал сквозь щели ставен, поэтому на первом этаже было совсем темно. Но из дверей гостиной сюда проникал тусклый свет, будто там горел огонь.
– Есть кто-нибудь? – громко спросила Феофания, направляясь в сторону света.
Ей никто не ответил. Она с осторожностью вошла в гостиную и замерла на
В комнате горело множество свечей. Они стояли на каминной полке, на полу и журнальном столике. А еще на круглом столе посередине комнаты, за которым сидела женщина в черном платье. Он тут же узнал в ней Аглаю, хотя теперь она выглядела иначе. Мачеха Катерины всегда предпочитала короткие футболки и джинсы, и трудно было представить ее в другой одежде. Сидевшая перед ними женщина куталась в длинную шаль с кистями, и на ней было черное глухое платье, спускавшееся до пола. Светлые волосы были зачесаны кверху и заколоты черепаховым гребнем. Стеклянное лицо Аглаи слегка поблескивало в пламени свечей.
На столе перед женщиной были разложены карты: очевидно, она гадала.
– Евдокия? – хрипло спросила Феофания. Ее голос слегка осип от волнения.
– Я уже сама не знаю, кто я на самом деле, – проворчала та.
– Ты помнишь меня?
– К своему глубокому сожалению…
– Дверь была открыта… – смутилась Феофания.
– Я не боюсь воров. Чего мне бояться, Людмила? Я одна в пустом разгромленном доме… Здесь нечего красть.
– Ты сама хотела вернуться сюда.
– И совершила большую ошибку. Сама не знаю, на что я надеялась… Ведь как и прежде я лишь одинокая старуха в большом, но безжизненном особняке. Одно только отличие – теперь здесь нет моих вещей. Даже портреты сняли со стен! Словно кто-то хотел уничтожить любое напоминание о том, что я когда-либо жила на белом свете.
У Артема от жалости все сжалось в груди. Аглая нравилась ему, он уважал эту женщину. Но теперь это была лишь стеклянная оболочка, в которую вселилась Евдокия Державина. Отличия были слишком очевидны, и это относилось не только к ее внешнему виду. Аглая всегда приветливо улыбалась, никогда не унывала. Евдокия же угрюмо хмурилась, перекладывая карты с места на место.
– Зачем ты явилась в мой дом, гадалка? – недовольно спросила она. – И привела с собой… – Стеклянная женщина хмуро взглянула на Артема, Никиту и Симу. – Я знаю этих детей. Они были в «Арктическом мире»…
– Все верно, – кивнул Артем. – Нам нужна ваша помощь.
– Хотите отправить меня обратно? – Аглая с подозрением посмотрела на него.
– Нам действительно нужна твоя помощь, Евдокия, – твердо сказала Феофания. – А что до возвращения… Ты сама прекрасно понимаешь, что рано или поздно тебе придется вернуться и освободить это тело. Таков неписаный закон.
– Я все понимаю, – устало произнесла стеклянная женщина. – К тому же мое возвращение не принесло мне никакой радости. Садитесь, раз пришли. Видимо, разговор будет долгий.
Ребята огляделись в поисках стульев и увидели покосившийся диван с отломанными ножками. Никита, Артем и Серафима сели на него, Феофания подошла к столу и, скрестив на груди руки, замерла перед Евдокией.
– Во что они превратили мой дом?! – огорченно произнесла та. – Что они искали здесь?
– Клуб Калиостро устроил настоящую травлю на Катерину и остальных членов ее семьи, – сказала Феофания, усаживаясь напротив стеклянной женщины. – Они искали подсказки, любые вещи, которые помогли бы им в осуществлении их планов.