Папа для озорных апельсинок
Шрифт:
Умиротворение в душе.
Я расслаблена и согрета.
Мне хорошо.
Ну губах играет слабая улыбка.
–Ты как? – чувствую легкое
– Вова? – ахаю, лихорадочно соображая, что предпринять. Если сдвинусь с места, то он увидит меня без одежды. – Выйди немедленно! – требую.
– Вообще-то это мой дом, – произносит с ухмылкой. А затем видит меня и тут же меняется в лице.
– Вообще-то я голая, – парирую, не двигаясь с места.
Куравлев пробегает глазами по мне, делает шумный вдох, сглатывает. На его лице застыл шок, а мои щеки тем временем пылают.
– Выйди, пожалуйста, – с нажимом прошу. Под его взглядом я хочу раствориться.
В парилке повисает тишина.
– Прости, – говорит хриплым голосом.
Открываю рот, чтобы снова попросить уйти, но не успеваю произнести ни единого слова, как Куравлев резко разворачивается и выходит из парилки.
– Какой кошмар, – выдыхаю. С осторожностью кошусь на дверь, та остается закрытой.
Сажусь, снова кутаюсь в полотенце и прячу в ладонях лицо. Внутри горит самый настоящий пожар, щеки полыхают и мне вдруг становится до невозможности жарко.
Пора выходить.
С трепещущим от волнения сердцем приоткрываю дверь в парилку и вижу, что комната отдыха пуста. Зато на кресле лежат махровый халат, чистое полотенце, теплые носки на пять размеров больше, чем мои стопы, и на полу стоят тапочки. Точнее, таптищи.
Конец ознакомительного фрагмента.