Папа, ты сошел с ума
Шрифт:
Так что пока отец хлопотал у плитки, я вымыл камни, ракушки и водоросль и стал рассматривать их очень внимательно, поворачивая во все стороны, чтобы увидеть их по-всякому, и тогда… чего только я не увидел! Я увидел такое, чего мне не увидеть было ни в жизнь, не присмотрись я к ним так внимательно. Я увидел, что каждая мельчайшая вещица в мире гораздо больше, чем она кажется. Был среди моих находок камешек размером с пол-орешка; он был черный, в редкую красную крапинку, четкая белая линия отделяла одну его часть от другой, и крохотный камень выглядел вроде как целый мир – с этой белой линией, разделяющей воду и сушу.
– А тебе снилось что-нибудь, па?
– Ну, если говорить без утайки, – начал мой отец, – то этой ночью мне действительно снился сон, и я даже помню какой. Было раннее утро. Я шел по улице и вдруг увидел у самых своих ног целую пачку новеньких ассигнаций. Видно, кто-то обронил ее по дороге в банк. Я подумал, хорошо, если бумажки не однодолларовые, ведь тогда это всего лишь пятьсот долларов, а вот окажись бумажки по десять долларов, в моем распоряжении будет пять тысяч.
– Какими же они оказались, па? По доллару или по десять?
– По сто!
– Пятьсот бумажек по сто долларов?
– Вот именно.
– И сколько же это всего?
– Пятьдесят тысяч.
– Ух ты! И что же ты сделал с этими деньгами?
– Я проснулся. Иди-ка теперь умойся и давай завтракать.
Яйцо
Я умылся и сел за стол, и вскорости мой отец притащил из кухни горячую сковородку с чем-то и поделил ее содержимое между нами.
– Что это такое?
– Яйца Малибу.
– То есть?
– Яйца, приготовленные мною в Малибу.
– Из чего это?
– Прежде всего оливковое масло, ибо оливковое масло гораздо дешевле сливочного, оно полезнее для находящегося в процессе роста мальчика или мужчины и вдобавок больше подходит к яйцам. Три дольки чеснока, ибо чеснок, поджаренный на оливковом масле, сообщает маслу особо приятный дух и вообще служит замечательной приправой. С десяток зеленых перцев, мелко нарезанных. Две-три веточки петрушки. Какой-нибудь сыр, какой случится под рукой, – небольшое количество, или большое количество, или любое количество. Два яйца – два, а не четыре – разбить и в миску. Немного соли и красного перцу, немного молока, свежего или баночного, немного муки. Смешать все это вместе и сбить, сбивать долго или недолго, не имеет значения сколько. Полученную смесь вылить в шипящую сковородку с маслом и всем прочим, что в ней поджаривалось. Когда вылитая смесь отшипит свое и вся влага из нее испарится, подождать полминуты и, сложив круг в сковороде пополам, перевернуть его. Еще полминуты – и обе стороны уже приятно золотятся, и вся штука готова, не подгорев и не затвердев. Жидкость в чашке не что иное, как чай. Я достану для тебя сегодня немного молока, но покамест и чай тебе не повредит. Конечно, если пить его не очень много и не очень крепким. В тарелке этой помидор, нарезанный кружками. Можешь поесть его, а можешь и не поесть. Сам я люблю помидор к завтраку.
– Ты взаправду собираешься писать поваренную книгу, па?
– Конечно. А ты взаправду собираешься писать повесть?
– Я б хотел.
– Но собираешься ли?
– Я не знаю, как правильно писать
– А как насчет «картошки»?
– И «картошку» писать не умею.
– Что ж ты умеешь писать?
– Свое имя.
– В таком случае можешь приступать к повести. Ты к этому готов.
– А ты, па, умеешь писать правильно?
– Я умею писать правильно только те слова, написание которых знаю, но случается, я забываю, как пишутся даже и эти слова.
– Что же ты тогда делаешь?
– Употребляю другое слово.
– Ты не заглядываешь в словарь?
– Заглядываю, но не для того, чтоб проверить, как пишется слово.
– Раз так, для чего же он тебе?
– Я читаю его – удовольствия ради. Словарь – чудесная повесть, поэма, целая громадная книга высказываний на темы жизни и искусства.
– Но чудеснейшая из книг – это Библия, правда?
– Хорошая книга.
– И из всех бестселлеров бестселлер, правда?
– Говорят. Всякий раз, когда над издателем повисает угроза разорения, он предпринимает новое издание Библии.
– Почему Библия так популярна?
– Я думаю, потому, что ее никто не читает.
– А что же с ней делают?
– Ее имеют.
– А что проку?
– Так надо, пожалуй. Иметь в своем доме Библию – это все равно что иметь пред собственным оком миф рода человеческого.
– А что это такое – миф рода человеческого?
– Ты и я, и как мы едим.
– И все?
– Ну ладно, давай скажем так: ты и я, твоя мать и твоя сестра. Вот тебе и весь миф о человеке. Мужчина и женщина, которые становятся отцом и матерью нового мужчины и новой женщины.
– А как же самолеты, ракеты на Луну и тому подобное?
– Все это мужчина и женщина, а потом – новый мужчина и новая женщина.
– Не хочу я в этот миф.
– В какой же ты хочешь?
– В свой собственный.
– Прекрасно. Теперь два слова о школе.
– Не хочу в школу.
– В школу ты должен ходить.
– Почему?
– Чтобы усвоить, как пишутся «помидор» и «картошка», а также ради других вещей.
– Ради каких это других вещей?
– Ради того, чтоб видеться с братьями своими и сестрами.
– Слава богу, у меня одна-единственная сестра и в школе я ее вряд ли увижу.
– Но все остальные мальчики и девочки тоже твои братья и сестры.
– Не желаю я, чтоб они были мне братья и сестры.
– Даже если так, они все равно твои братья и сестры.
– С какой еще стати?
– Миф рода человеческого.
– Ну его к черту, род человеческий! Я из сверхчеловеческого, па!
Ключ
Отец мой позвонил кому-то, кого назвал Джоки, и спросил, не согласится ли этот Джоки по пути на работу в Пасифик-Палисэйдс заехать за мной, а потом, после работы, подбросить меня домой из школы.
Джоки заехал за мной и потом доставил домой, но оказалось, что зовут его Эдвардо Джонфала и что он вице-президент банка.
После школы я сказал отцу:
– У меня есть идея, па.
– Без сомнения.
– Давай завтра утром отправимся вместе с Джоки в банк, подождем, пока он откроет ключом дверь, войдет в комнату, отопрет сейф, а как только он все это сделает, привяжем его к стулу, заберем из сейфа все деньги и – домой.
– А дома что с ними сделаем?
– Посчитаем.