Папина дочка
Шрифт:
– Ну, главное, чтобы Саше нравилось! – не сдавалась Света. – Я вообще где-то читала, что такие мужчины, которых мама на привязи долго держит, как раз и выбирают женщин постарше… Подсознательно ищут в женщине повторение материнской заботы…
– Ну да, ну да… А только Люде-то зачем такой расклад нужен? Правда, Люда?
– Мне нужен, Галина Ивановна… Я на любой расклад согласна, лишь бы Саша был рядом.
– Ну что ж, если так… Мое дело предостеречь, а дальше уж сама думай… Когда с мамой-то знакомиться пойдешь?
– Не знаю пока…
– Вот
Люда кивнула, улыбнулась вежливо. Хорошо, что Галину Ивановну телефонный звонок отвлек – немножко начали надоедать ее назойливые наставления. Хотя и права она, по большому счету, надо бы с Сашей действительно поговорить…
Только говорить не пришлось. Потому что Сашина мама позвонила сама; Люда от неожиданности чуть трубку не уронила. И начала разговор очень официально и сухо:
– Здравствуйте, Людмила. Позвольте представиться – я Сашина мама. Зовут меня Елизавета Максимовна. Прошу прощения за столь смелое вторжение в вашу жизнь, но сразу хочу объяснить, откуда у меня ваш номер… Я звонила в отдел кадров, мне его там дали. Ведь номер телефона бухгалтерии не является государственной тайной, правда?
Люда не нашлась, что ответить. Слишком уж голос у потенциальной свекрови был напористым и немного насмешливым. Лишь пролепетала в трубку тихо:
– Да, конечно… Не является…
– Мне бы не хотелось беседовать с вами по рабочему телефону, Людмила. Не могли бы вы со мной встретиться в нерабочее время? Скажем, сегодня в семь в парке Победы? Сможете?
– Да, конечно… Конечно, смогу.
– Вот и замечательно. Надеюсь, вам не надо говорить, что Саша не должен знать о моей просьбе… Иначе я бы вам не звонила, сами понимаете.
– Да, я поняла… Я приду, Елизавета Максимовна.
– Ну, тогда я жду вас в парке у фонтана. Буду сидеть на скамье. Надену шляпку цвета маренго, чтобы вы меня сразу узнали… До встречи, Людмила.
Люда положила трубку. Вся бухгалтерия молча смотрела на нее, исходя ужасом любопытства. Света спросила тихо:
– Это она, Люд? Сашина мама?
– Да… Это она…
– А чего хотела?
– На встречу позвала… Сегодня в семь… Ты не знаешь, случайно, что это за цвет такой – маренго?
– Не… Не знаю…
– И я не знаю… – тихо откликнулась Галина Ивановна. – А зачем тебе?
– Елизавета Максимовна будет в шляпке цвета маренго…
– Фу-ты ну-ты, поди ж ты! – фыркнула Света. – Это она заранее тебя запугать хочет! Вроде того, вишь, какая я недоступная! Маренго у меня, ни больше ни меньше! Погоди, я сейчас к нашей секретарше сбегаю, узнаю, что это за маренго… Она у нас модница, все знает…
Выяснилось, что маренго – это почти черный. Ничего особенного. Если присмотреться, можно темно-синий
– Нет, нельзя было просто сказать – буду в темной шляпке? Надо обязательно выпендриться – маре-е-енго… Видать, не повезло тебе со свекровкой, Люд! На драной козе не подъедешь!
– Да не пугай, на ней и так лица нет! – остановила ее Галина Ивановна. – Садись лучше, работай! До конца дня надо ведомости по зарплате оформить… А ты, Люда, не бойся ничего, ты тоже себя не на помойке нашла! Хоть и без шляпки маренго…
Ровно в семь Люда стояла у фонтана в парке Победы, оглядывала стоящие кругом скамейки. Елизавету Максимовну она узнала бы в любом случае, даже если бы никакой шляпки на ней не было. Конечно, вон та дама в сером габардиновом пальто, с черной сумочкой, в черных перчатках… Смотрит на нее не отрываясь. Вернее, не смотрит, а откровенно разглядывает. Лицо ничего не выражает, хотя губы поджаты скобкой… Не понравилась, наверное. Проста слишком. Пальтецо скромное, в серую клеточку. На голове шапка мохеровая, синяя с белым ободком. Но как бы то ни было, надо идти, знакомиться…
Еще издалека Люда улыбнулась приветливо, Елизавета Максимовна кивнула снисходительно – подойдите ко мне, мол. Люда подошла, села рядом на скамью:
– Добрый вечер, Елизавета Максимовна…
– Добрый вечер, Людмила. Вот вы какая. Собственно, я вас немного другой представляла…
Люда сглотнула нервно, слегка поежилась. В голосе Елизаветы Максимовны звучало такое разочарование, что не только съежиться захотелось, но и провалиться сквозь землю. А еще надо было что-то отвечать, поддерживать разговор. Но что отвечать-то? Да, я такая, мол? Простая скромная женщина без шляпки, и пальто у меня не габардиновое, а из дешевого драпа в клеточку? Но ведь именно такую меня ваш сын и полюбил…
Да, надо было так и ответить. Но не успела. Потому что Елизавета Максимовна вдруг улыбнулась примирительно, вздохнула, положила на ее руку свою ладонь в перчатке, произнесла быстро:
– Не сердитесь на меня, Люда, не сердитесь! Поймите меня правильно – это я сейчас сама с собой так борюсь… И знаете… Пусть будет как будет! Ладно, что ж! Ведь если мой сын сейчас не женится, он никогда уже не женится… Да, умом я все понимаю, но мой материнский эгоизм свою песню поет. Пусть будет как будет! Вы ведь любите моего сына, правда?
– Да… Очень люблю…
– Ну, вот и замечательно. У вас ведь двое детей, правильно?
– Да… Две дочки. Ириша и Леночка.
– Ну что ж, и это тоже неплохо… Я вижу, что в вас материнская составляющая очень сильная. А Саша, он такой… Он очень в любви нуждается. Нет, не потому, что я его мало люблю… Тут другое… Понимаете, он рос очень болезненным мальчиком, а в двадцатилетнем возрасте перенес очень тяжелую операцию на сердце… Его очень беречь надо, понимаете?
– Да, понимаю, Елизавета Максимовна… Я ведь не знала про операцию…