Папина дочка

Рам Янка

– Чо?!
– взрывается тот, в ахере оглядывая лица сержантов.

Сержант поспешно рвет мои скованные за спиной руки вверх и, нагибая вперёд, выводит из кабинета.

– Ну отчаянный ты пацан… - тихо с восхищением.

Ну, а что мне ещё делать?

Попсихует, отпустит…

И будем как-то договариваться.

Глава 40 - Амнистия

Усевшись на подоконнике, смотрю в окно. В груди дрожит...

Папа сутки меня

бойкотирует.

Я написала Ясе, объяснила ситуацию. И разговариваю сейчас с ней и Иваном по видеосвязи.

– Ну, Шмель велел не лезть, значит, лезть нельзя, - философски изрекает Иван.
– Его же там не прессуют?

– Нет... Но и не отпускают, хотя его дядя уже отзвонился и все документы прислал. Сутки уже он там...

– Больше двух суток не продержат.

– Захотят - продержат! Повод найдут.

– Вот тогда и встрянем за него. А отец твой чего хочет-то? Не вечно же его там держать?

– Не знаю!
– тихо взрываюсь я.
– О... Пришел...

Хмурюсь, слушая, как открывается дверь.

– Поскандаль слегка, - подмигивает Яся.
– Обычно помогает.

Слегка?! Да мне хочется сегодня все разнести! Но я не скандалист по темпераменту, к сожалению.

Я или сразу плачу или молчу.

Плакала я вчера...

Скидываю вызов, втыкаясь лбом в холодное стекло.

– Добрый вечер.

Молчу.

Теперь я тебя буду бойкотировать.

Моет руки, садится за стол.

– А где мой ужин?

Встаю с подоконника.

– Не будет никакого ужина! Ты тут будешь есть, а он там голодный сидит? Нет!

– Охеревший он там сидит!

– В чем он виноват?! Он меня ничем не обидел! Я его люблю!!

– Любишь?! Да ты две недели его знаешь! Любит она! Уйди с глаз!

С грохотом швыряю свою кружку в раковину. Она бьётся на осколки.

И иду к себе.

– Не смей так вести себя в моем доме!!
– рявкает вслед.

– А я думала он наш!
– кричу ему с лестницы обиженно.

– Ты хроническая лгунья!
– орет мне снизу.

– Потому что ты маниакальный контролёр! А мне восемнадцать! Я совершеннолетняя! Я не твоя собственность!

– Я о тебе забочусь, глупой дурочке!

– Ты меня задушил своей заботой! И я не дурочка!
– хлопаю дверью.

Получается не слишком громко.

И открывая ее, со всей силы хлопаю опять, ставя точку в разговоре.

На кровати у меня Ромины вещи, которые он не успел забрать со стола перед тем, как его увели. Портмоне и ключи.

Первый раз в жизни меня так накрывает протестом к отцу. Потому что раньше от его контроля страдала только я. А сейчас пострадал любимый человек. Который ни в чем не виноват!

Пульс колотится в виски.

Ну что я могу сделать?!

Мольбы не помогают,

скандал не помогает!

На глаза наворачиваются слезы от беспомощности.

Достав небольшую спортивную сумку, с которой хожу на тренировки начинаю складывать вещи.

В расшатанном состоянии и ничего не соображая, засовываю туда первым делом шар для гаданий.

Потом вытаскиваю.

– Я все делаю правильно?

Трясу его.

"Без всяких сомнений!".

Убираю обратно.

Утрамбовав поплотнее вещи первой необходимости, забираю документы.

Перекинув сумку через плечо спускаюсь с лестницы.

Отец стоит, скрестив руки на груди.

– И куда это ты собралась?

– Прочь из "твоего" дома.

– А что есть ещё какой-то "кот", которого ты желаешь сегодня "покормить"?
– ядовито.

Обуваюсь, надеваю куртку.

– Я не вернусь, пока ты его не отпустишь.

– Че-го?

Ещё разочек с чувством хлопаю дверью. На этот раз - входной.

Отец вылетает следом за мной на улицу.

– Лиза! Вернулась немедленно!!

Но я, не оборачиваясь, ускоряю шаг.

– Тебя первый же патруль домой привезет!
– с угрозой.

Ах так!

Разворачиваюсь.

– Значит, я уеду жить в другой город!

И снова ускоряю шаг.

На перекрестке нашей улицы и проспектом сажусь в такси и называю адрес Шмелева.

Скидываю папин вызов.

Захожу в Ромину пустую квартиру.

В груди ледяной ком. И ни одной мысли. Пытаясь растопить этот ком, закрываю все приоткрытые на проветривание окна, включаю камин и сижу греюсь.

Но не срабатывает...

Ещё несколько раз скидываю звонки отца.

И, как зомби, я иду обшаривать все кухонные шкафчики и холодильник. Из всего обнаруженного - морковь, грецкие орехи, корица - пеку пирог. Такая вот у меня медитация.

И папе сегодня точно не достанется ни кусочка!

Но и пирог тоже не помогает рассосаться ледяной глыбе в груди. Не могу его есть...

Раздевшись, закутываюсь в одеяло и ложусь на расстеленный опасный диван Шмелева. А его подушка так пахнет, словно я воткнулась носом в его волосы и дышу...

Обнимаю его крепче... Или её... Но кажется, что его. Засыпаю.

Не могу проснуться... Мне так тепло и хорошо в этом запахе. И расслабленное тело не слушается. Но чувствую, что проснуться надо. Словно что-то происходит. Вместо этого погружаюсь все глубже и глубже в сон.

Мне снится горячий поцелуй в шею...

И его влажное горячее тело...

Уютные объятия...

Дыхание в ушко...

Пальцы скользящие по соскам. Они твердеют и становятся такими чувствительными под этими прикосновениями, что мурлыкая, я прогибаюсь, выпрашивая ещё.