Папина содержанка
Шрифт:
– Саша-сан, вам лучше оставаться внутри здания.
– Это почему ещё? – недовольно спрашиваю. Хотя уже и сам догадался, но хочется сцепиться с кем-нибудь и повздорить.
Японец только смотрит на меня, его лицо непроницаемо для эмоций. Наверное, в придурки меня записал. Слоняюсь от нечего делать и работать ему мешаю. Хотя нет, вряд ли он так подумал обо мне. Я ему не начальник, ясное дело, а клиент, и если мыслить обо всех плохо, работать не сможешь. Взять, к примеру, мою мамашу. Я спросил её однажды:
– Мама, вот ты стараешься, читаешь лекции для целой толпы студентов,
– Знаешь, Саша, – ответила она, – если я своим педагогическим трудом привью любовь и интерес к филологии хотя бы у пяти человек из курса, значит, я все делаю правильно. И, должна тебе заметить, именно такое количество настоящих профессионалов ежегодно покидает стены нашей alma mater. Остальные, в большинстве, ты прав, – выходят только обладателями диплома.
Что это я о ней вспомнил, о мамаше своей? Я же её должен глубоко презирать за тот гнусный поступок, который она совершила! Это предательство. И отец… Кирилл Андреевич который, должен, по идее, так же к ней теперь относиться. Правда, он не может, поскольку подключен к аппарату ИВЛ и вообще в тяжелом состоянии. Но когда придет в себя… вот интересно, как дальше станет себя вести? По отношению к моей мамаше, ко мне? Что изменится? Может, уже изменилось.
Пока брожу, возникает шальная мысль: позвонить матери. То есть мамаше, я по-другому её пока величать не хочу. И едва ли стану когда-либо. Нет ей оправдания. Столько лет обманывать человека, который её любит! Точнее любил. Но какая разница! Черт, как же обидно! Из-за этой… нехорошей женщины я лишился отца. Был сын, а стал даже не пасынок, а вообще никто. Вот пусть она ему теперь возвращает алименты, которые он за меня выплачивал. Хотя это если сам захочет и в суд на неё подаст. Я бы так и поступил.
Мои гневные рассуждения прерывает Максим.
– Саша! Иди сюда, – зовет она, и я, словно молоденький козлик, мгновенно позабыв про свою недавнюю обиду, несусь к ней на второй этаж, влетаю в кабинет и закрываю за собой дверь.
– Что?
Вместо слов Максим подходит ко мне, обнимает и целует. Я таю. Никак и никогда уже, наверное, не привыкну к сладости её губ. У меня дрожат коленки, пока Максим целует меня и тискает мою тыльную часть. Сжимает её и крепче придвигает к себе. В ответ моё хозяйство подает любовные сигналы, я упираюсь членом в лобок девушки, ощущая, как он хочется вырваться на свободу и наконец-то проникнуть в её жаркую глубину.
Мажорка исследует мой язык своим, горячим и влажным, то забирает его к себе почти весь и посасывает, как конфету. Я крепко держусь за Максим руками, чтобы не свалиться. У меня в промежности начинаются легкие судороги – так бывает иногда, когда близится возбуждение. Становится даже немного больно, и я переминаюсь с ноги на ногу.
– Что с тобой? – улыбается мажорка, отодвинув меня в сторону. – Ощущение такое, что ты
– Сама ты… зассыха! – бросаю ей в лицо. – У меня просто… – я закусываю нижнюю губу. – Это у меня от возбуждения. Сводит… там.
– Там?
– В промежности. Под мошонкой, – отвечаю и краснею. Уши начинают гореть. Будто увеличиваются в размере.
– Здесь? – Максим быстрым движением раздвигает мне ноги и кладет руку на самое горячее место между ногами. Пальцами массирует место между сфинктером и мошонкой, я издаю сладкий стон.
– Максим… что ты делаешь… ну прекрати.
– Как скажешь, – снисходительно говорит мажорка и убирает ладонь. Подносит её к лицу и глубоко вдыхает. – Тобой пахнет, – улыбается она. Я молчу, смущенный до глубины души.
– Ты зачем меня звала, баловница? – спрашиваю её.
– Пока ты там прохлаждался, – при этих словах набираю воздух, чтобы надерзить, но выпускаю его обратно, – я придумала план наших дальнейших действий.
– Слушаю тебя внимательно, – говорю и добавляю. – Я не прохлаждался. Ты сама меня не пустила.
– Прости, мне одной лучше думается, – сказала Максим, хотя её в голосе я не уловил извинительной интонации. Проинформировала, по сути.
– Хорошо, – я перехожу на деловой лад, хотя на губах до сих пор вкус мажорки. Придется пока отставить это в сторону. Теперь есть дело поважнее. Но, блин, как же хочется заняться с ней любовью прямо здесь и сейчас! Вон, и диванчик подходящий рядом стоит. Небольшой, но я бы мог сесть на него, Максим встать передо мной на коленочки…
– Саша! – слышу её голос.
– Да, солнышко?
– Прекрати думать о сексе. И не называй меня так.
– Но как ты…
– У тебя на лице написано: «Хочу трахаться», а на попке – «Немедленно», – шутит мажорка. – Ладно, ближе к делу.
Она садится за стол, я располагаюсь напротив. Перед Максим какой-то листок, где пронумерованы пункты. «Тщательно подошла к делу», – думаю. Правда, почерк у моей новой девушки такой, что мне даже с близкого расстояния особенно не разобрать. Какие-то закорючки сплошные.
– Чтобы понять, кто на нас напал, давай сначала определим, кому выгодна наша смерть. То есть, как говорят следователи в фильмах, будем искать тех, у кого есть мотив. Для этого придется вспомнить особенные моменты в жизни, когда мы кого-то сильно обидели.
Глава 64
Мотивов таких может быть много, только придётся поискать.
– Что ж, – отвечаю я без особой надежды в голосе, – давай попробуем.
– Вот с тебя и начнем, – улыбается неожиданно Максим.
– С меня? Почему с меня? – удивляюсь я.
– У тебя биография короче моей, – смеется мажорка.
Меня радует, что к ней вернулось чувство юмора. Да и самому гораздо легче на душе от мысли, что дом охраняется двумя отважными самураями. Правда, в деле их ещё не видел (и очень надеюсь – не придётся), но верю, что старик Исида Мацунага не прислал к нам кого попало, а своих лучших людей. Это ведь в его интересах тоже.
– Хорошо, давай начнем с меня, – соглашаюсь. – Пожалуй, сразу и закончим. У меня врагов нет.